Насчёт ломания четвёртой стены. Я никогда не пользовался этим приёмом. Из того, что читал, очень хорошо использовал это Михаил Булгаков в «Мастере и Маргарите». Когда проводил «экскурсии» по дому литераторов, довоенной Москве, заходил в гости к персонажам, погружал читателя в быт эпохи. Мол, за мной, читатель! Очень интересно обыграл такой метод Владимир Короткевич в романе «Христос приземлился в Гродно». Автор, он же рассказчик, не увлекается игрой в достоверность, не скрывает, что он человек из двадцатого века и рассказывает своим современникам легендарную историю из века шестнадцатого. Получается, что мы читаем в таком случае некое историческое фэнтези, на ошибки и анахронизмы в котором можно закрыть глаза из-за ненадёжности рассказчика. Что-то похожее было у Гоголя в «Тарасе Бульбе».
Я придерживаюсь принципа: фантастика должна быть реалистичной. То есть фантастический или хоррор-элемент в произведение должен быть встроен таким образом, чтобы читатель безоговорочно верил в то, что могло случиться только так и никак иначе, как бы странно это ни звучало. Как ты добиваешься реализма в хорроре и фантастике?
Д. К. Всё просто. Реализму и уделяю основное внимание. Описываю жизнь, живых людей. Пытаюсь предугадать их реакцию на ирреальное (фантастическое, потустороннее). Фантдопущение/хоррор-допущение надо встраивать в канву аккуратно, а не обрушивать на голову и устраивать вокруг него пляски. Следует помнить, что это лишь условие, которое придётся учитывать. Городок, в котором поселился вампир. Колыбельная, которая убивает. Это всё очень интересно и здорово, но основы и законы нашего мира в остальном не изменились. Да, в мире появился изъян, трещинка. Мы помним об этом. Но героям по-прежнему надо есть, спать, ходить в туалет. Они любят и ненавидят, плачут и смеются. Если я не могу поверить до конца в этот изъян/трещинку, то во время работы меняю её в голове на что-то реальное: вампира превращаю в маньяка, а колыбельную – в оружие.
Работая над романом «Этика Райдера», я представлял не пришельцев (я не верил в пришельцев), а абстрактного врага, захватчика, Человека-В-Маске. Это наложило свой отпечаток на роман. Мы с Лёшей выкинули вступительную главу, рассказанную от лица пришельцев, и больше не использовали данный фокус; наоборот, в одной из кульминаций сделали возможным допущение, что всё произошедшее – только в голове человечества. Олди отметили это на романном семинаре в Партените, где разбирали «Этику Райдера», и высказали верную мысль: замени пришельцев на сирийцев – ничто не изменится. Дмитрий Громов и Олег Ладыженский также филигранно обозначили идею романа: «Бойся данайцев, дары приносящих». Но я писал о другом. (Это к вопросу об идеях, точнее, об их поиске автором и читателем.) Я писал о дружбе и о том, что «человек человеку волк», двух полюсах одной идеи. Пришельцы (злые люди) всего лишь работали на эту идею.
