Что касается непосредственно описания, то авторы зачастую грешат избыточностью, растягивают эпизод до совсем уж неприличных размеров. Подробно описывают, что куда тыкалось, обо что тёрлось, где у кого стало влажно, а где горячо. Что ещё вызывает улыбку, так это метафоры. Боже! Об этом можно целые эссе написать. Помню, у родителей на книжных полках стояли томики с любовными романами, которые были популярны в 90-х. Помню чёрные обложки, витиеватые шрифты и картинки, на которых длинноволосые накачанные графы обнимали женщин в пышных платьях. И названия типа «В плену страсти», «Роковая любовь», «Соблазнённая грехом». Иногда, будучи один дома, я листал их в надежде отыскать что-нибудь этакое. И находил такое, от чего даже в 10-12 лет смеялся в голос: «Мощным толчком страсти он вошёл в её ворота удовольствия», «Её запретное место истекало соками наслаждения», «Губами он целовал её пуск страсти», «Она крепко сжала его рычаг любви, и Франсуа застонал от удовольствия». Потом эти книжки куда-то исчезли.
В общем, кажется, что авторы вроде бы взрослые люди, описывают тоже взрослые вещи, но почему-то стесняются назвать член членом, а вагину вагиной. Хотя, с другой стороны, отличные эротические сцены есть у Захара Прилепина. В «Саньке», например, он подробно описывает половой акт между героями, но как бы не говорит напрямую. Всё подаётся полунамёками, метафорами (умелыми) и какой-то даже недосказанностью. Вот это настоящее мастерство. Абсолютно гениальный эротизм есть у Михаила Шолохова в «Тихом Доне». Там автор умело использует антураж, даже погоду. Жаркое лето и яростную бурю в эпизодах Григория с Аксиньей и осенние заморозки во время его ночи с Натальей. Не стеснялся Шолохов говорить о чём-то и напрямую. Даже удивительно, как могла такое пропустить пуританская советская цензура.
Многое также зависит от восприятия читателей. К примеру, в «Войне и мире», когда Болконский восхищённо наблюдает за Наташей, судя по отзывам, многие увидели педофилию. Хотя благодаря её молодости и энергии переживший много горя Андрей заново возвращался к жизни. Но Толстой – это отдельная тема. А вот самые нелепые и глупые эротические сцены из классиков я видел у Василия Аксёнова. Знаешь понятие «испанский стыд»? Это когда тебе стыдно за другого человека. Вот когда я читал «Остров Крым», «Московскую сагу» и пытался читать «Таинственную страсть»; когда стареющий плейбой показывал студенткам свою молодецкую удаль, когда Берия насиловал пионерок или сам автор на протяжении десяти страниц сношал свою невесту, я краснел, опускал глаза и прикрывал лицо ладошкой.
