При оценке любого учреждения, особенно священного, ставшего по случаю предметом дискуссии, первым предварительным условием выступает наша отчётливая, сознательная отстранённость от всех добавлений, которые могли наложить на него человеческие чувства, индивидуальные либо коллективные. В противном случае бесполезно говорить о какой-либо оценке, и в ещё меньшей степени бесполезно говорить о возможном улучшении этого учреждения.
Вопросом, стоящим перед нами, является следующий: что такое каста по своей природе — не только по отношению к индийской социальной системе, но и в более общем смысле, как вечно присутствующий элемент любого человеческого коллектива? Однако перед попыткой обсудить сам принцип, стоящий за феноменом социального деления, нам кажется разумным прояснить кое-что ещё, рассмотрев некоторые вещи, затуманивавшие вопрос кастового деления для многих людей как в самой Индии, так и за её пределами.
В первую очередь, нужно отметить, что современную критику идеи кастового деления — или, скорее, некоторых её приложений — можно разделить на два вида, за которыми стоят разные мотивы. С одной стороны, некоторые религиозные личности (правы они или нет, мы здесь не рассматриваем) хотели бы убрать из социальной системы то, что они считают злоупотреблениями, появившимися со временем. С другой стороны, абсолютные модернисты с совершенно иными, то есть профаническими, взглядами (полученными благодаря западному образованию) яростно нападали на идею каст на основании её несовместимости с последними социально-политическими теориями, господствующими на Западе — теориями, которые они хотели пропагандировать среди своих соотечественников любой ценой.
Первый подход, даже если он часто был ошибочным в своих оценках важных фактов и ещё чаще в средствах, которые он предлагал, — это подход, с которым можно примириться на основе более точной оценки тех же самых фактов в свете традиционной мудрости. Желание устранить такие недостатки, как неправильное использование института касты подверженными заблуждениям людьми, неизбежное в этом мире, которое могло быть привнесено даже в священный институт, вполне совместимо с традиционным духом — при условии, что ему сопутствуют как чувство меры, так и благоговейное отношение в общем. В то же время второй подход не допускает никаких компромиссов ввиду того, что он представляет собой выражение люцифе-рианского неповиновения перед лицом священного.
