У меня возникло чувство беспокойства:
— ВовкО, ты слыхал, что б белка ночью стрекотала?
— ВладкО, а ты вообще слыхал, что б белка с утками и филином по ночам беседовала?
Я выдохнул …
— Отож. — подытожил дружок с тихим смешком.
— А что ж собаки молчали?
— Бурей увёл.
Вскоре раздался шорох, причём возле нашего укрытия. Волосы под шлемом встали дыбом, показалось что, натянулся подбородный ремешок.
— Ну, што вы тут браты, скучаете? Порты ещё не замочили? — шёпотом, вползая к нам, проговорила тень, трясясь от смеха.
— Данила, ты? — Убирая нож, ахнул мой товарищ. — Ты ж в дальнем дозоре был?
— Тык был и уже назад обернулси-си-си. — Смеясь, шептал парень.
— Впредь упреждай на перёд, а то я тя, чуть было, ножом не полоснул! — Прошипел Володька.
Данила пискнул мышью:
— Так годится? Ладно не серчай, — перестал трястись Данила, — меня Кирилл до Горына послал, а тот велел всех оповестить. Одна лодья, с тремя десятками воев, крадётся по Кубене к нашему плёсу. Тихо идут, видать вёсла чем-то обмотали, ишшо два десятка воев берегом идуть, все доспешные. Наши и тех и тех доглядывают. Вторая лодия, встала в пяти стрелищах, на том берегу Кубены, там ещё у них десяток остался, полон стерегут.
— А что на нашем берегу случилось. — Тихо спросил Владимир.
— Да засадные хлопцы, четверых ихних, возле наших расшив, повязали, да одного невзначай зарезали. Они челны пытались увести, видать мало им двух лодий то.
Мне опять стало жарко. Что значит невзначай зарезать, спросил я себя. Выходит, и меня так же и кого угодно. Ну и времена.
— Что порешили? — Спросил Вовка.
— Как высадятся, наши у берега их пропустят, солому за спинами подпалят и по краю зайцами до вас, а вам по свету противников легче стрелами забросать будет, мы пешцев у леса встрянем. Горын наказал, чтоб сдуру в сечу не лезли, бо покрошат. Ща к заслону переползайте, там уже наши схоронились. Ежли татей стрелы не остановят, то отбегайте к избам, там Горын и други их в мечи примут, а вы пособите. А твой щит иде? — Шепнул Данила.
— Сижу на нём. — Тихо ответил я.
— А-а! Эт ты знатно удумал. Налетит хто, щитом прикрыться не успеешь.
Одна задница, на щите останется
Во всей своей красе
И мыслей в ней не будя
О девичей косе!
— Затрясся в беззвучном смехе парень и ужом исчез в темноте.
Не знаю, покраснел ли я, побледнел ли, но под ложечкой, от стыда засосало.
Вован, видимо почувствовав моё смятение, шепнул:
— На Данилу не дуйся, он и рубака дай бог каждому, и на язык остёр, даже Бурея иногда цепляет. Меня по началу, цеплял часто, я злился, а потом разглядел душу его. Он чужое горе как своё воспринимает. На людях всегда весел, а один всегда в думах да в грусти. Ладно, хватит шептаться, пошли.
