Я увидела, как официант распахивает стеклянные двери Вольфганг Стейк-хауза. И вдруг меня осенило! Пока я не могу быть журналистом, но писать-то я могу! И есть о чём – Таня и девчонки спрашивают о Нью-Йорке то в What's Up, то в Скайпе. Наверняка найдутся люди в России, кому это тоже будет полезно. А я могу вести блог сразу на трёх языках – французский добавлю тоже, чтобы не закис. В том же Инстаграме!
Решено! Я стану блогером! И начнём с простого – с еды. Это всем интересно: рецепты, рестораны, кафешечки. Их тут – не перечесть! А потом, возможно, и что-то серьёзнее нащупаю.
Жизнь за океаном, не такая, как дома, от первого лица… – разве это не любопытно?
Ноги сами завели меня в Стейк-хауз, где мы обедали с Джеком. Я выбрала тот же столик во втором зале, обманывая себя ассоциацией, будто мой любимый мужчина рядом, и под чашечку чая погрузилась в мысли и Интернет. Видеоблогеры, инстаграмеры, твиттеристы и чёртова дюжина разновидностей независимых корреспондентов сегодняшнего дня вещали о разном и по-разному. Я сфотографировала чай и интерьер, запустила в Инстраграм. Главное – начать!
И вдруг из-за спины послышалось старческое:
«…Как объяснить, что не вчера
Я полюбил ноябрь тоскливый.
И стоит ли… Моя сестра,
Печаль… Ненастная пора
Со слов твоих – вдвойне красивей[9]». Я обернулась с улыбкой и узнала экстравагантного старика – всё в том же жёлтом пиджаке, но в бабочке, разукрашенной в цвета американского флага и в красных джинсах. Седой и высушенный годами, старик, казалось, компенсировал яркостью одежд собственную блеклость.
– Роберт Фрост! – воскликнула я и привстала, чуть поклонившись и с почтением приложив ладонь к сердцу. – Здравствуйте!
– Доброго вам утра, юная леди! Отчего же вы сегодня в одиночестве?
– Мой жених на работе, а я предоставлена сама себе и размышлениям о смысле жизни, как это ни банально звучит.
– Отнюдь не банально, – прошамкал старик. И поклонился мне, так и не сев. – С моей стороны неучтиво не представиться. Уильям Баррел к вашим услугам.
– Александра Лозанина. – Сам вид и любезность старика располагали к реверансу.
– Вы позволите нарушить ваше уединение или это будет с моей стороны бестактным? – По серым, почти прозрачным глазам с красными сосудиками на желтоватых белках было видно, что ему очень хочется поболтать со мной.
Отчего бы и нет? Говорить о стихах намного приятнее, чем обмениваться колкостями с Меделин.
– Буду только рада, – просияла я.
Старик расшаркался и, отодвинув со скрежетом стул, присел напротив меня.
