— У нас и не так говорят. А этак вот — нет.
— По кнубрям — по бездорожью, то есть. Они ж в обход тракта подались, так? А кроме того рельефа местности, что у них на картах, есть ещё сама местность, улавливаешь мысль?
— До Кривцово и Шумаково дорога нормальная, — снова встрял Илюха. — А дальше, сдается мне, они вдоль железки попрут.
Подымил с полминуты и закончил:
— Так что — сегодня.
"А мамка? А Надюшка?" — Ваньку снова начало знобить, и он мысленно выругал себя — только вот разнюниться не хватало! И почему-то стыдно стало, что он в первый черед о своих вспомнил, когда такое творится. Хотя наверняка и Илюха, и Молдаванин в эту минуту о семьях подумали. Вовке-то проще, он одинокий.
Что ж это за война такая? Где враг — непонятно, сколько того врага — тоже, командовать никто не торо…
— Мужики, кончай перекур, выдвигаемся!
— Куда? — растерянно спросил Ванька. Почему-то у Илюхи.
— На кудыкину гору, — с неожиданной злостью осклабился Паровоз. — Домой, куда ж еще?
Грузились расторопно, но казалось — жутко медленно. Вовка последним запрыгнул в кузов и с ходу ошарашил:
— Вот тебе и по кнубрям! Знаете, где гансы? В Кнубре заночевали. А от того Кнубря до Орла километров двадцать. Вот и считай, в котором часу они по утреннему холодку в гости прикатят.
— Почем знаешь? — вскинулся Ванька.
— Ну так командир с комиссаром только что оттуда. Насилу вырвались.
— Тебе что, докладывают?
— Зачем? Я ж разведчик.
"Трепло ты, а не разведчик!" — чуть было не высказался в сердцах Ванька. Хорошо, вовремя язык прикусил. В чем Вовка-то виноват? Да и командир с комиссаром, если подумать, не дуриком в ночь помчали. Командир-то у них не абы кто — майор погранвойск НКВД, кадровый…
— Вовка у нас все знает, — протянул Паровоз, — да мало понимает. После таких гостей не соберешь костей.
— А ты панику не поднимай! — набычился пограничник.
— Да какая паника? — Илюха вздохнул так, словно его вынуждали объяснять что-то очень простое. — На тебя железная дура попрет, в которой хорошо так за тысячу пудов, а чего у тебя против нее, ты не хуже меня знаешь. И стоять тебе против нее. И стоять, и стоять. Потому как иной судьбы, чую, у нас не будет.
3 октября 1941 года, юго-западная окраина Орла
Раньше Ваньке представлялось, что судьба — просто выдумка, которой в старое время бессовестные гадалки дурили темный суеверный люд. Да и вообще, не брал он этого в голову. То ли дело — Родина. Вот о ней и думал, и читал, и в школьном сочинении писал. Родина — это огромная страна от края и до края, Москва с Красной площадью, Ленинград со Смольным и "Авророй"… А Надюшка, тогда ещё не невеста, просто одноклассница, написала совсем иначе. У нее выходило, что домишко на Привокзальной, мама, и сестра, и школа, и подружки, и бабушкина деревня, и тамошние ребята — Родина. Ванька удивлялся: странные они все-таки люди, девчонки! И мечты у них странные. Ну что это за мечта — стану, дескать, медсестрой, буду людям помогать? Как будто бы врач людям не помогает! Нет, мечтать — так мечтать! Можно даже и о подвиге. Таком, о каких в газетах пишут. Ванька мечтал. Молчком — эта вредина засмеет ведь. Она и тогда уже за словом в карман не лезла, Надюшка…
