— Что, опять? — Растерянно выдохнул Марк, и тоскливо присвистнул. — И тут они, мартышки чертовы. Абзац, котенку.
Темное облачко, возникшее на горизонте, росло с каждой секундой. Еще немного, и стало ясно, навстречу им движется стая невероятно шумных, размахивающих хвостами и лапами крылатых обезьян.
— А я говорил, что этот, наш их у кого-то из местных спер. Тоже мне, страна Ос… — Пробормотал Григориан, с чувством. — А бьют они больно, качественно.
Ноги. — Наконец отмер Горыныч, и сложи крылья, камнем спикировал вниз. Замешкавшийся коврик последовал за спутником. Однако не успел. Крикливое облако накрыло ковер вместе с сидящим на нем Иваном, и закрутило в водовороте.
А через мгновение, обобранный до нитки путешественник, светя громадным, отдающим в ультрафиолет бланшем, стремительно полетел навстречу с зеленым ковром луга.
Вот и приплыли. — Мелькнула в голове у Ивана простая и удивительно неотвратимая в своей простоте мысль. Щас разобьюсь. — Он закрыл глаза, и приготовился к встрече.
Однако падение завершилось на удивление быстро и не столь болезненно, как ожидалось.
— Епт. — Охнуло под Иваном, и добавило еще пару трудно переводимых выражения.
Он распахнул глаза и обнаружил, что сидит на спине у идущего над самой землей Горыныча.
— Никакого от тебя, Ваня, спасения нету. — Произнес Марк, поворачивая к седоку голову. — Нет, чтобы на пару метров левей прийти. — Икар, понимаешь.
Змей вздрогнул от дополнительного груза, еще сильнее снизился и пошел уже совсем низко, почти цепляя когтистыми лапами верхушки деревьев.
— Щас как грохнемся. — Пророчески изрек Григорий, стараясь уберечь морду от немилосердно хлещущих по ней веток.
Раздался треск, и летун воткнулся в ствол. Последующее напоминало беспорядочный спуск с высокой крутой лестницы.
Пересчитав все сучки и ветки, спутники замерли в тени высокого раскидистого дуба. Сверху на них плавно опускались узорчатые листья, и сыпались недозрелые желуди.
— Ой. — Вякнул Юлиан, на голову которого приземлился Иван, и обиженно добавил.
— Осторожней?
Иван, все еще находящийся под впечатлением вынужденной посадки, промолчал. Впрочем, неразговорчивость его вскоре объяснилась запечатавшей рот сосновой шишкой, выполнявшей роль кляпа.
— Тьфу. — Выплюнул пассажир кляп. — Што, это пыло?
— Что, что, антоновка, блин. — Отозвался Марк.
— Все в мире уже было. По-сути, мы живем вечно. — Подал голос Григорий, потирая громадную шишку на лбу.
Обе головы синхронно повернулись в сторону брата. Чья внезапная философичность вызвала у них оторопь.
