Молитвы мешались с осуждением… Характеристика явно религиозного уровня — и слишком внятная. Углубление такой черты было бы губительно для индивидуальности — и поэтому здесь находится тот предел, далее которого Тургенев не пожелал продолжить развитие любимого литературного типа. Жизнь же оказалась к этому типу суровее, даже безжалостнее, чем автор. Критик Ю.Николаев (Говоруха-Отрок) предлагал в конце века такое наблюдение над реальностью: «Если вывести Елену из окружающего её романического ореола, что же от неё останется? Нервная барышня с головою, набитою «идеями», почерпнутыми из романов и журнальных статей, а потом несносная женщина, сущее наказание для мужа, для детей, для всех окружающих. И тургеневская Елена хотя хорошо воспитана, выхолена, изящна, она — дворянская барышня, но что сказать о многочисленных Еленах, вышедших из иного быта, вульгарных, невоспитанных, не сдержанных? С этими уже, конечно, сущее наказание. Они вечно суетятся, вечно «ищут исхода», бросаются то в социализм, то в толстовщину, вечно отыскивают «героев»…»>68. Литература второй половины XIX века таких елен показала вдосталь, мы с ними ещё встретимся. Читатель конца XX столетия сможет добавить к тому свои не менее горестные наблюдения. Но в романе Тургенева этот тип ещё как будто не наделён столь отталкивающими чертами. Елена Стахова — пока что «положительный» образ.
Если Елена свободою своих взглядов и поступков, пренебрежением общественными предрассудками (глубже общество не заглянуло) вызвала недовольство консервативно настроенной читательской публики, то Инсаров не был принят даже частью критики революционно-демократического направления. «Инсаров, каким он является в отдельных сценах романа «Накануне», не представляет в себе ничего целостно человеческого и решительно ничего симпатичного»>69, — заявил, например, Писарев. Может быть, всё дело в новизне характера героя, в полемическом задоре критика в тот момент, когда мнения ещё не устоялись, страсти не поостыли и время ещё не успело расставить всё по своим местам? Нет. Прошло много лет, и уже после смерти Тургенева Степняк-Кравчинский пишет с предельной прямотой: «Инсаров дубоват, несмотря на все качества, которыми автор его наделил»>70. Ни Писарев, ни Кравчинский не имели как будто нужды спорить с идейными взглядами Инсарова, и, следовательно, причина их неприятия тургеневского героя в ином. Но оба заявили о художественном несовершенстве образа. Значит, первый у Тургенева Дон Кихот-мужчина не удался? Тогда можно было бы прибегнуть к спасительной логике: вполне уже разработанный тип «тургеневской девушки» получил в Елене Стаховой органичное художественное развитие, Инсаров же — для автора ещё нечто неведомое, и творческая неудача поэтому вполне естественна. Первый блин, как говорится, вышел комом.
