— Вы летите в Кёльн?
— Нет. — Глаз я не открывал. — Я лечу в Бонн.
— Как хорошо! Мне тоже в Бонн. — То есть мы тут же оказались в одной лодке.
— Моя фамилия Маас, — он схватил и крепко пожал мою руку.
Пришлось открыть глаза.
— Я — Маккоркл. Рад познакомиться.
— Ага! Так вы не немец?
— Американец.
— Но вы так хорошо говорите по-немецки.
— Я прожил здесь довольно долго.
— Лучший способ выучить язык, —одобрительно покивал Маас. — Надо пожить в стране, где на нем говорят.
Самолет летел заданным курсом, а мы с Маасом неспешно беседовали о Бонне и Берлине, об оценке некоторыми американцами ситуации в Германии. Голова у меня по-прежнему болела. Чувствовал я себя ужасно.
Маас, похоже, понял, в чем дело. Порылся в пухлом «бриф-кейсе» и выудил пол-литровую бутылку «Стейнхаузера»[2]. Предусмотрительный мне попался сосед. «Стейнха-узер» лучше пить охлажденным и запивать пивом. Мы пили его теплым из двух серебряных стаканчиков, также оказавшихся в «бриф-кейсе». И когда внизу показались шпили кафедрального собора Кёльна, между нами установились дружеские отношения. Во всяком случае, я предложил Маасу подвезти его в Бонн.
— Вы очень добры. Я, конечно, обременяю вас. Но премного благодарен. Не будем останавливаться на полпути. Раз уж открыли бутылку, надо ее добить.
За этим дело не стало, и вскорости Маас засунул в «бриф-ксйс» уже ненужные серебряные стаканчики. При посадке самолет лишь пару раз тряхнуло, и мы затрусили к трапу под осуждающими взглядами двух стюардесс. Моя головная боль бесследно исчезла.
У Мааса был только «бриф-кейс», и, дождавшись, когда выгрузят мой чемодан, мы направились к автостоянке. К моему удивлению, машину свою я нашел в целости и сохранности. Немецкие малолетние преступники умеют, как никто, вскрывать оставленные без присмотра машины и в этом деле дадут сто очков форы своим американским одногодкам. В тот год я ездил на «порше», и Маас рассыпался в комплиментах: «Какая чудесная машина. Какой мощный двигатель. Такая быстрая». Он продолжал нахваливать мой автомобиль, пока я открывал дверцу и засовывал чемодан на так называемое заднее сиденье. По некоторым характеристикам «порше» превосходит прочие марки автомобилей, но доктор Фердинанд Порше создавал машины не для толстяков. Если кто и будет в них ездить, полагал он, так это худощавые джентльмены, вроде таких автогонщиков, как Мосс и Хилл. Герр Маас сунулся в кабину головой, хотя следовало — задницей. Его коричневый двубортный пиджак распахнулся, открыв на мгновение «люгер» в наплечной кобуре.
