— Я не закончил!
Его взгляд еще сильнее пригвоздил ее к месту. Сердце испуганно затрепетало в груди, как птичка в клетке.
— Так не может больше продолжаться! — воскликнул он, сжав пальцами ее плечи. — Я не привык быть на втором плане.
— Между мной и Германом ничего нет, как ты не понимаешь! Я же говорила тебе.
— А еще ты говорила, что больше не будешь с ним видеться! — сердито напомнил Альберт. Ангелине было нечего на это ответить.
— Цветы, улыбки, встречи… Это, по-твоему, ничего не значит?
— Это лишь знак дружеского внимания.
— «Знак дружеского внимания»!
Он в ярости тряхнул ее, и Ангелина, потеряв равновесие, упала на холодную плитку. Удар отозвался глухой болью в области спины. Она с ужасом взглянула на Альберта: он был невменяем. Лина боялась представить, на что еще он способен в гневе. Каждое его неосторожное слово, каждое резкое движение, каждый пылающий взгляд, брошенный в ее сторону, вызывали невольную дрожь.
Альберт как будто уловил ее страх.
— Я буду изводить тебя до тех пор, пока ты не скажешь ему уйти! — заявил он, даже не подав ей руку. Ангелина отчаянно схватилась за перила и попыталась подняться. Силы ее иссякли. Боль в спине становилась все сильнее.
— Моя совесть чиста перед тобой, — с трудом сказала она. — Я не сделала ничего плохого. Быть может, я не права, допуская по отношению к себе такое внимание со стороны Германа. Но не задумывался ли ты, что таким образом я лишь стараюсь заполнить ту пустоту, которая появляется в моей душе после каждой нашей ссоры? Почти всегда ты уходишь из театра, не попрощавшись, не проводив меня до дома…
— Так вот в чем дело! — бесцеремонно оборвал он ее. — Вот как ты все повернула! Это я виноват!
— Ты даже не выслушал меня…
— Да что тут слушать!
Ангелина, наконец, поднялась и испуганно вжалась в перила лестницы. Вид Альберта был устрашающим. Лицо покрылось багровыми пятнами, глаза широко открылись, волосы стали всклокоченными.
— Ты ведешь себя неправильно, — начал отчитывать ее Альберт как маленькую девочку. — Постоянно ходишь с этим хлюпиком. Я этого не потерплю, слышишь? Я не позволю водить себя за нос!
По всему холлу эхом разносилось это «я». «Я не позволю», «я не потерплю», «я не стану»… Ангелине казалось, что она лишь фантом, и Альберт говорит сам с собою, потому что ее чувства, видимо, совсем его не интересовали. Его волновала только собственная персона, и не было ничего важнее в мире кроме него самого, — так он, судя по всему, считал.
