Огненный цвет молодых гербер.
В робкой руке букет…
Э. Ахадов
Несколько раз Ангелина пыталась попросить Германа больше не приходить. Но стоило ему показаться в поле ее зрения с большим букетом цветов и широкой улыбкой, как вся решимость Ангелины разом исчезала. Его искренность и доброта подкупали, к тому же Герман не позволял себе никаких вольностей. Это было похоже на теплую дружбу. После каждого выступления он непременно ожидал ее у театра, вручал букет цветов и провожал до остановки. Герман умел слушать, — а это качество для Ангелины было бесценным, учитывая, что Альберт, в отличие от неприметного почитателя, слушал и слышал только себя. В компании Германа Ангелина не чувствовала себя скованной. Она без опаски делилась с ним своими мыслями и впечатлениями.
Поневоле она стала ждать этих встреч. Дни проходили напряженно: каждое выступление отнимало у нее много сил, а бесконечные ссоры с Альбертом доводили до слез. И только встречи с Германом вносили в ее жизнь лучик тепла и света. Она не могла понять, что особенного было в этих встречах? Герман не вызывал в ее сердце жаркого огня, его случайные прикосновения не опаляли кожу пламенем, и все же она отчаянно искала его глаза в полумраке оперного зала, будто взгляд этих глаз был ярким огоньком в пугающей темноте.
Как она могла сказать ему: «Больше не приходи!» Слова эти обрывались всякий раз, когда она видела его фигуру у выхода из театра. Но сегодня она снова дала себе обещание прогнать его. К тому же Альберт после выступления был особенно агрессивным, и позволил себе кричать на нее на людях. Обстановка накалялась.
«Медлить нельзя, иначе я потеряю Альберта», — с горечью подумала Ангелина, спускаясь по ступенькам в холл. Истерика возлюбленного до того расстроила ее, что она не успела даже как следует привести себя в порядок. Украдкой пролитые слезы наверняка оставили темные дорожки от туши на щеках, а прическа растрепалась. Ангелина так торопилась уйти, что даже не попрощалась с коллегами. И сейчас, пересекая холл, она не поднимала головы, боясь увидеть в зеркальной стене театра свое жалкое отражение.
— Постой!
Голос Альберта, возникший из ниоткуда, словно парализовал ее. Она застыла на месте, невольно сжав кулачки. Уйти или остаться? Они наговорили друг другу столько колкостей, столько обидных слов, что переживать все это заново у Ангелины уже не было сил.
Его шаги становились все отчетливей. Наконец, тяжелая рука легла на ее плечо. Через секунду Альберт грубо развернул ее к себе.
