Велехов и сам мог сказать то, что можно было сказать по этому поводу. Да, на Востоке так не делаются дела: приехал сотник с горой оружия и навербованными казаками и прочими желающими и вот — проблема, которую до этого никто не мог решить, начала бы решаться. Так не бывает, чужому не доверится никто, для того, чтобы стать своим — должно было пройти год, два, пять. По здравому размышлению — им и вовсе не стоило срываться с земли, освоенной и распаханной, политой потом — чтобы вернуться на Восток, жестокий и кровавый. Здесь есть кому разбираться, тот же Волков. Да, если уж они сюда и приехали — репутацию и авторитет надо было бы нарабатывать годами. Да — можно было бы предположить, и не ездя сюда — что походный атаман будет вовсе не в восторге от неприкаянной группы, шарахающейся в его зоне ответственности. Ведь на Востоке как — гораздо прозе договориться о какой-то форме совместного существования, чем развязывать длительную и кровавую войну: местные тоже знают о кровной мести и оттого не спешат браться за оружие. А он, со своей местью — только все портит и усложняет.
И единственный способ что-то сделать, причем сделать быстро — наняться наемниками к кому-то из местных принцев. Встроиться в существующий порядок вещей, принять местные правила игры, сесть за карточный стол, взять карты и попробовать выиграть. И Волков, судя по всему, человек многое видевший и многое понявший — пошел тем же самым путем, решив мстить изнутри системы, а не воевать со всей системой разом. Вот только почему — не лежит к этому ко всему душа? Не лежит и все тут. Так мерзко, ажник не выскажешь. И думаешь — бросить все и назад, к трактору, к сухой, крошащейся в руках но богатой земле, и к рассвету, холодным огнем горящему над Доном…
Велехов стоял за пулеметом, сзади — это был обычный, крупнокалиберный Браунинг, переделанный с авиационного в тумбовый, и уже после выпуска — снабженный кожухом для воды, дабы обеспечить длительный огонь без замены ствола. Пулемет поставили только утром, на дорогу. Ракурсный зенитный прицел здесь остался, равно как и удобное сидение для пулеметчика, позволяющее не напрягать ноги. Чтобы не прозевать неладное — Велехов повернул пулемет влево, в сторону гор. Выжженные солнцем скалы, почти крымская, уже подсохшая на корню трава, ласточкины гнезда кишлаков — внушали тревогу. От идущих впереди машин — поднималась пыль, пыль нехорошая, мелкая, смешанная с мельчайшей каменной крошкой и с осевшими на землю мелкими кристалликами морской соли. В том числе и поэтому здесь долго не живут — такая пыль, даже если прикрывать лицо, попадает в легкие и превращает человека в инвалида годам к сорока. Не было никакой возможности поговорить — тут и дышишь то через раз. Вся земля на побережье тоже была плохой, пустой, неплодородной, отравленной солью.
