И никто не мог знать, что болезнь ребенка была необычной — в эту ночь неведомая сила рассекла в нем ту невидимую сущность которые иные называют душой, иные личностью, на две самостоятельные части, одну оставив на месте, а другую в мгновение ока перенесла в пространстве и времени более чем на триста лет вперед и поместила в почти такого же пятилетнего малыша, чтобы в течении долгих лет, словно жемчужину обволакивать ее драгоценным перламутром знаний, умений, житейского опыта и мудрости, а затем, спустя многие годы вернуть ее обратно. Для чего?! Кто знает…
1729 год по Р.Х.
Лежу, уставясь в потолок горницы, понемногу прихожу в себя. Мысли бродят в голове… разные. Основная мысль все-таки одна — ожидаемое долгие годы наконец совершилось. То что возврат рано или поздно произойдет я знал (вот только между состоянием "знать" и "пережить" разница существенная) чуть-ли не с самого начала, когда в далеком детстве, осознал себя приемышем в мальчишке двадцатого века у которого был брат-близнец. Неведомая, обладающая невообразимой силой, воля сделала из меня, то ли высокоразвитого паразита, то ли второго пилота, "кочующего" от одного брата к другому время от времени.
Эх братцы, братцы…. Где вы сейчас, в каких обителях пребываете?!
От осознания того что остался без тех, кто за прошедшие полвека стали мне больше чем братьями, заныло в груди, чувство тоски и одиночества остро ударило казалось в самую глубину души. В глазах защипало, но первые слезы омыли сознание горячей волной, а затем сознание окутала благодатная пелена забытья и я уснул.
Проснувшись через какое-то время убедился, что все пока мест все по прежнему — небольшая горница, закрытое окно, подремывающая около постели нянька. В теле ощущалась невероятная слабость, как буд-то я сутки без перерыва вагоны разгружал. С невероятным напряжением поднял руку и уставился на свой маленький пальчик, с одной стороны такой родной и знакомый, а с другой такой далекий и забытый (ну еще бы — я его почти шестьдесят лет не видел). Посмотрев на него какое-то время, опустил руку и начал потихоньку сбрасывать одеяло, жарко было невыносимо. Раздавшийся шорох разбудил няньку, она встрепенулась и уставилась на меня. Несколько секунд мы играли в гляделки, а затем нянька вскочила, хлопнула руками и кинулась из горницы.
— Никитушка, Никитушка очнулси-и! — послышался ее заполошный голос — матушка боярыня, матушка боярыня, Никитушка в себя пришел!
