Возрожденный молнией | страница 4
Справа от двери в центре стены за низким деревянным бордюром сидели зрители. Несколько мужчин и немолодая женщина в закрытом до шеи платье болотного цвета с огромным старинным кулоном, свисавшим на толстой цепи. Вытянутая, бледная физиономия с глубокими рядами морщин по углам рта, длинным носом и маленькими противными глазками, вдавленных внутрь опухших век, выражала неподдельное разочарование и презрение, сделавшее честь герцогини из древнего рода. Почти не размыкая серых узких губ, она разговаривала с рядом сидевшим тощим типом, чей взгляд сочился такой ядовитой злобой, что хватило бы на дюжину королевских кобр. На вид ему было лет тридцать-тридцать пять, хотя капризно выпяченные толстые губы маленького рта и практически отсутствующий подбородок делали его похожим на обиженного ребёнка, которого родители лишили законного угощения. На одутловатом лице с маленьким острым носом преобладал лоб почти без морщин, едва прикрытый жидкими неопределённого цвета кудряшками. Не первой свежести светло-серый летний костюм совершенно не сочетался с широким безвкусным галстуком в белый горох.
У самой стены вальяжно развалился в деревянном кресле тип, пронзающий меня таким надменным выражением глубоко утопленных под бровями мёртвых "акульих" глаз, словно он являлся не просто вершителем судеб, но сам создал этот мир и был глубоко разочарован тем, что в его великое творение пробрался гнуснейший таракан, который все испортил. Если бы я встретил на улице, то решил бы, что это бывший охранник-горилла или боксёр. Грубые черты лица, искривлённая спинка толстого носа, низкий лоб. Только идеально сшитый костюм, белая рубашка и безупречно подобранный галстук выдавали в нем представителя высшего света.
За ним едва виднелся толстяк, на чьих плечах лежала круглая, как арбуз голова с редкими седыми патлами. За толстыми стёклами очков в огромной в пол-лица оправе горели ненавистью маленькие, бесцветные глазки.
Все взгляды публики были прикованы к центру зала, где возвышался "королевский трон" — деревянное кресло, к которому я бы надёжно привязан. Один ремень пересекал грудь, остальные плотно фиксировали руки и ноги. Рядом возвышались два истукана с безучастными лицами в чёрной форме. Справа из-под ноги вылезал, словно толстая змея, скрученный провод. И вдруг сердце подскочило вверх к горлу, замерло, затрепыхалось, словно маленькая беззащитная птичка в силках. Я понял, кресло было устройством для проведения казни — электрическим стулом. И сотни таких же "проклятых", как я, отполировали до зеркального блеска его подлокотники.