Пресса была явно напечатана совсем недавно. И мало того, использовалось устаревшее полиграфическое оборудование. Множество мелких нюансов — недостаточная белизна бумаги, непропечатанные буквы, размазанная краска, двоение, фотографии очень низкого качества. Сама бумага была абсолютно новой, но в то же время явно сделанная не в наше время. Не в 21-м веке. Хотя я не смог бы сказать, почему так решил. По сравнению с современными газетами с идеально набранным шрифтом, привычными цветными высококачественными фотографиями, эта пресса выглядела, как дешёвый бульварный листок.
Послышалось деликатное покашливание, я оторвался от изучения макулатуры. Ларсен пристально изучал меня с такой снисходительной надменностью, что мне реально захотелось его задушить.
— Я напомню вам, — начал он, сцепив пальцы с идеальным маникюром, — Во время процесса, мы уже проводили эти тесты. Так вот. Сейчас, вы ответили на все вопросы практически так же, как два года назад. Ваше интеллектуальное, психоэмоциональное состояние не изменилось. Отклонения ничтожны. В пределах нормы. Точно также не изменились ваши вкусы, предпочтения. Ваш мифический журналист из будущего почти полностью совпадает с вами. Вы тот же самый человек, каким были сразу после ареста. Симулянт из вас посредственный, мистер Стэнли. Возвращайтесь в вашу камеру и не пытайтесь больше обмануть меня.
Вернуться к содержанию
Потянулась рутина серых, убивающих похожестью дней, в которой не было видно ни одного просвета. Это так и называлось: "prison routine " — распорядок дня в тюрьме.
В шесть утра сирена, завтрак в огромном зале. Поначалу я ничего не мог есть. Не потому что плохо кормили, нет, отличная еда. Не то, что жуткая баланда российских тюрем. Но мне не хотелось поддерживать организм, цель существования которого я видел только в желании умереть.
Потом по широкой, каменистой дороге нас направляли в цеха для работы. Когда я впервые увидел эту дорогу, проходящую между редкими деревьями в зелёной дымке, я обалдел. Нас никто не сопровождал. Огромное пространство, лишь ограниченное вдалеке высокими каменными стенами. Словно мы обычные люди, бредущие на работу.
В двенадцать — ланч. Затем вновь работа.
Ильф и Петров в своей знаменитой книге "Одноэтажная Америка" писали, что заключённые Синг Синг делают гробы, в которых потом хоронят умерших здесь заключённых и, естественно, казнённых на электрическом стуле. Я не видел этого помещения, анатомического зала со стеллажами простых деревянных гробов, но великолепно представлял наяву. Они мерещились везде, эти гробы, мне казалось, я хорошо вижу их шершавую, серую, плохо обработанную поверхность. Вижу изнутри, потому что лежу в одном из таких домин. И тесный ряд вырубленных из мрамора белых плит, врытых в грязно-жёлтый песок над могилами тюремного кладбища. Вызывающих тошноту идеальной схожестью, унифицированностью.
