Раковина окрасилась грязными потеками, но я едва ли заметила это.
Я ведь так и не смогла дорисовать себе в воображении его руки, а теперь они вдруг оказались так близко… Казалось, что сила притаилась в каждой напряженной мышце, свернулась тенями в жестких линиях суставов и вен, и только ждала повода прорваться, как это, очевидно, не раз происходило прежде: естественный рисунок кожи был перекроен множественными белесыми рубцами и шрамами.
— Больно! — вскрикнула и дернулась от неожиданности, когда он внезапно надавил сильнее на самую большую рану на моем запястье, пытаясь вымыть из нее грязь. Но вырваться не удалось, и мне оставалось лишь кусать губы.
— Я бы тебе посоветовал не выступать больше в клубах, — сказал Дэйран, продолжая сосредоточенно промывать рану. — И рисовать на продажу портреты беглых военных преступников тоже…
— Тогда я протяну ноги от голода, — рассмеялась нервно.
Он настороженно замер, затем наконец выпустил мои руки и направился к своему рюкзаку.
— Что ты делаешь на Шевве, доктор Грин? — спросил он, извлекая какую-то сумочку из бокового кармана.
«Доктор Грин» ошпарило кипятком мои дребезжащие нервы.
— Я тебе говорила, что не доктор, — процедила я, зло прищурившись. — Не думала, что у киборгов такая короткая память!
Он хмуро глянул на меня, поднимаясь на ноги.
— А я говорил тебе, что не киборг, — ответил напряженно. — Антисептик и пластыри.
И он швырнул на стол пластиковый пакет.
— Спасибо, — опустила виновато глаза.
Но когда подняла их, застала лишь его спину.
Он вышел, легко хлопнув дверью, но скрежета створок лифта так и не последовало. Вместо этого я услышала, как стукнула соседняя дверь. Перевела непонимающий взгляд на оставленный им пакет, настороженно вслушиваясь. Стены тут были «картонные». Когда соседняя квартира сдавалась на ночь, я была вынуждена пользоваться берушами.
Через время послышался шелест душа.
Похоже, у меня появился новый сосед…
Я почти не спала всю ночь. Кашель вернулся с удвоенной силой. Едва небо окрасилось в лиловую пастель — вестницу каждого нового дня на Шевве, я уже топталась по гостиной туда-сюда.
Тихо уселась на широкий подоконник единственного окна в гостиной, чтобы не разбудить медузу, и взглянула на город.
Миарранд был большим туристическим центром единственного на Шевве курортного сектора. Курортным он, конечно, был условно. На Шевве не было ни морей, ни лесов. Только горы. И здесь на поверхность выходили целебные соли и причудливые цветные глины, окрасившие целую долину так искусно, что они стали визитной карточкой и узнаваемой достопримечательностью не только Миарранда, но и всей Шеввы.
