Боже, как я желал света! Если бы, когда я приблизился, из верхнего окна комнат Вернона было видно хотя бы слабое свечение, я бы закричал от радости. Но не было видно ни единой искорки; там ничего не было. Я поднялся спотыкаясь по ступеням, и нижняя дверь, как и дверь дома Педерсена, широко распахнулась передо мной. Я бросился в холл, выкрикивая имя моего друга. И снова не дождался никакого ответа. Я не слышал ни единого звука, когда поднимался по винтовой лестнице. Дверь на верхней площадке тоже была приоткрыта. Я помню, как пробирался вдоль стены и наткнулся на нее, и был почти благодарен за ее присутствие. Здесь наконец-то было что-то вменяемое и твердое; здесь было знакомое окружение, хотя и без света и наполненное безмолвием. Вернон должен быть внутри, и я мог бы закончить свое ужасное преследование теней. Вернон был уравновешенным, крутым парнем, грубым и безразличным к опасности. Он посмеялся бы над моими страхами и нашел объяснение ужасной темноте и холоду, обрушившимся на нас.
Я нетерпеливо толкнул дверь. С одной рукой на ручке двери и одной ногой на пороге я замер неподвижно. Крик абсолютного ужаса сорвался с моих губ, и я помню, как слышал его эхо и его отражения, витающие надо мной.
Трудно передать весь ужас открывшейся передо мной сцены. Во-первых, в комнате не было темно; она была наполнена неземным зеленоватым свечением, которое исходило от неуклюжей фигуры передо мной. Ни один небесный или адский оттенок не был похож на эту маслянистую вязкую массу извивающихся паров, висящих на полпути между полом и потолком над креслом Вернона. Ни одно живое существо, рожденное смертной женщиной, не было похоже на эту отвратительную мерзость. И даже вонь самой грязной бойни не могла соперничать с мерзким запахом живой смерти и зародышевого гниения.
У твари не было определенных очертаний, определенной формы. Она не обладала ни одной человеческой характеристикой — руками, ногами или лицом. Она была в тысячу раз ужаснее, чем любая пародия на человеческую жизнь. Она была похожа на чудовищную уродливую дьявольскую рыбу с раздутыми опухшими щупальцами, а из самого центра ее отвратительной массы доносился звук ее дыхания.
Дыхания, говорю я! Боже, этот звук! Подобно гигантскому слизню, эта тварь окутывала кресло Вернона — и питалась! Я слышал сосущие звуки, вырывающиеся из невидимой пасти. Я слышал как ее бесформенные губы — если у этой твари были губы — истекая слюной, сосали кровь и пожирали плоть. Я слышал, как ломались кости, как они трещали, скрипели…
