— Не надо.
— Идём. — Решительно заявил Андрей, поверх испорченной блузки накинул на меня пиджак, точно, как и его брат полчаса назад, спрятал за свои плечи от гостей.
По улице шли молча. Андрей чуть впереди, ведь прикасаться к себе я не позволила, сама шагала следом, постукивая зубами в такт скорым шагам. И только перед дверью своего дома я решилась в глаза ему посмотреть.
— Что теперь будет?
— Я завтра уеду. — Сообщил Андрей ровным тоном.
— А я?
— А ты останешься и будешь вести себя благоразумно. Знаешь, что такое благоразумно?
Я с усердием покачала головой, знание отрицая.
— Это значит не делать так, как ты сделала сегодня. — Терпеливо пояснил он, надёжнее стягивая полы пиджака, что на мне болтался, крепко обнял. — А потом я приеду. К тебе. И всё будет по-другому, да?
— По-другому? А если бы я не пришла… Если бы я не пришла, ты бы просто взял и уехал?
Вместо того, чтобы на вопрос ответить, Андрей руку в свой карман запустил и извлёк оттуда связку ключей. Ключей от моего дома.
— Твоя мать дала. И дома её нет. И если бы ты не пришла сама, я бы тебя всё равно нашёл.
— Вот так просто?
— Просто? Что это значит? Ты ведь не подумала, что я могу тебя бросить?
— Я очень не хотела в это верить. — Призналась я честно, а он… не разозлился. Прижал только к себе ещё крепче, хотя казалось, что это невозможно.
А на следующее утро уехал. Ровно в восемь часов. Уехал, чтобы вернуться спустя невыносимо долгих пять месяцев, сразу после первой удачно сданной сессии.
Казалось, что это время будет невероятно скучным, потерянным, и я должна была стать выброшенной на сушу рыбой, а на деле… жизнь совершила новый, головокружительный виток. Очень скоро после отъезда Андрея я вдруг поняла, что чувство потери пусть и выкручивает душу, но не делает меня пустой, не забирает все эмоции на себя. И без мощной противоударной силы в его лице я вдруг проявила агрессию. Собственную, необузданную. Сознание наполнила чрезмерная уверенность в собственных силах, а разум захлестнуло чувство вседозволенности. Я стала жёстче, циничнее. Напрочь растеряла мягкость, что всегда старалась сохранить для него, но приобрела какую-то особенную черту. Ту, что делала меня свободной, что заставляла идти вперёд, не боясь ошибок. Ту самую, что из милой барышни день за днём превращала меня в несносного чертёнка. «Нерастраченная на любовные путы, сомнения, волнения энергия находила выход» — игриво улыбалась мать. Друзья Андрея, что негласно присматривали за мной, выражались несколько иначе.
