Он вернулся к ней, протянув руки. Но она покачала головой, отползая как можно дальше от него. Когда он последовал за ней, она подняла руку.
— Нет. Не прикасайся ко мне.
— Тебе больно?
Она тряхнула своими локонами.
— Тогда позволь мне обнять тебя.
Она снова ответила отрицательно.
— Тебя необходимо утешить.
— Я — робот. Мне необходима замена масла, а не плечо, чтобы выплакаться, — огрызнулась она.
— Ты больше, чем бездушная машина, Хлоя. Киборги чувствуют. Никто не признается в этом, но я видел тех, кто плакал.
Двоих, в общей сложности, и в то время он считал их настолько неисправными, что они не подлежали ремонту.
— Я боюсь, — призналась она. В её глазах читалась растерянность и уязвимость. Он узнал этот взгляд, он часто его видел, когда помогал освобождать своих братьев.
— Это нормально, что ты боишься своего нового состояния. Но это не конец света. Ты киборг, Хлоя. Не мертва и не искалечена. И как единственная женщина нашего вида, ты уникальная.
— Уникальная, как же, — ответила она с издевкой. — Ты слышала генерала; я — уникальный провал.
— Не согласен.
— Значит ты — дурак.
Она уткнулась лицом в колени, но он видел, как задрожало её тело, когда в тишине раздался её плачь.
Не обращая внимания на ранее высказанный ею протест, он подошёл и присел рядом с ней. Он пересадили её себе на колени и крепко обнял. Хотел бы он знать, какие слова сказать, чтобы избавить её от страданий.
На ум пришли только три слова.
— Я тебя люблю.
— Ты — робот, — фыркнула она. — Что ты знаешь о любви?
— Сколько раз тебе повторять, что мы больше, чем машины? Да, у нас есть металлические элементы, а также BCI и наноботы, но в глубине души мы все ещё остаёмся людьми, и эта врожденная особенность позволяет нам чувствовать.
— Как скажешь. Сейчас я не знаю, что и думать. Во что верить.
— Ты до этого говорила, что любишь меня, мой голосовой анализатор распознал в твоём признании искренность.
Из неё вырвался безрадостный смешок.
— Люблю ли я тебя или была запрограммирована думать, что люблю? Как мы узнаем наверняка?
Зародившееся в ней сомнение вызвало у него гнев… и отчаяние. Он приподнял её подбородок, чтобы заглянуть ей в глаза. Боль в них грозила остановить его сердце.
— Теперь ты знаешь правду о себе. Так скажи мне, что ты чувствуешь?
Она открыла рот, но ничего не сказала. Его сковал страх, он боялся, что потеряет её, хотя она находилась в его руках. Поскольку слова не давались, он поцеловал её, и, к его облегчению, она ответила на его поцелуй. Она ухватилась за него, извернулась и крепко обняла. Её проворный язычок ворвался в его рот, чтобы сплестись с его языком. Его руки блуждали по её спине, и он застонал, когда она оседлала его колени.
