Может ей стоит взять свой телефон и воспользоваться смайлами. — Конечно же она все еще грустит. Он был ее мужем, и по-прежнему мертв, только сейчас, наравне со скорбью, она начнет испытывать безумную злость. Надеюсь, — добавляет она. Я практически чувствую, как она смотрит на меня сквозь стену. — Рано или поздно.
Личный гребанный помощник, я пытаюсь молча закипеть от ярости. Очень, мать твою, личный. Примите сообщение, мисс Каррерас, вплоть до самого основания моего члена.
Вы пробовали закипать от злости? Заставить себя испытать что-то вроде ярости в ответ? Почему я не матерюсь и не кричу? Разве это не лучший способ справиться со всем этим?
— Если бы ему не хватило здравого смысла умереть после того, как его член побывал во всех тех других щелках, — потому что, да, выясняется, что мой муж был тем еще фотографом—любителем, хотя я чувствую облегчение, что Райя не стала посылать снимки нескольких женщин. — Ему лучше было бы утонуть, если бы был моим мужем, потому что, честно, я убила бы лживого ублюдка!
Столько ярости, а где же моя? Должна ли я чувствовать себя лишенной такого удовольствия?
— Тише, ради всего святого!
— Расслабься. Он изменял ей. И теперь он мертв. Если это не повод для празднования, тогда что?
— Это не поминки, это ее день рождения, — шипит Айви шепотом. Технически, он будет только на следующей неделе, но сегодня вечером мы собирались погулять; поесть и выпить, не то чтобы это была моя идея. На самом деле, когда это было упомянуто, я решила вовсе отказаться от приглашения.
— Именно. Слава яйцам, мы наконец-то к чему-то пришли!
Я действительно не могу больше это выносить. На протяжении нескольких месяцев вплоть до сегодняшнего дня я не знала, что делать, не говоря уже о чувствах. Я практически не существовала, проводя все свои дни в крошечных стенах этого здания. Я старалась занять себя, помочь Айви, где могла, хотя бы для того, чтобы хоть как-то отблагодарить её. Но я не жила. Просто существовала. Меня заклинило подобно поцарапанному компакт-диску. Я почти ни с кем не общалась за пределами своего ограниченного круга и определенно не старалась вмешивать что—либо личное, помимо того, что от меня требовалось, в основном ограничиваясь вопросами питания, личной гигиены и прочее. И во время этого убогого существования я выплакала хренов океан слез. Я съеживалась на этой дерьмовой кровати, будучи слишком напуганной, чтобы выяснять или ожидать, что может принести будущее, обвиняя себя за то, что сделал он. Но, каким-то образом, после резкого пробуждения сегодня утром эти чувства отключились. Как свет, и прямо сейчас я — противоположность тьме. Мне стыдно признаться, что все это вызывает некое тошнотворное чувство, однако я вполне адекватно понимаю, что последнее предательство Маркуса не заставило меня почувствовать своего рода исцеление. Я просто нахожусь в оцепенении. В комфортном оцепенении и на данный момент желаю такой и оставаться.
