— Когда ты потерял ее? — спросил я.
Его глаза затуманились.
— Этой осенью.
Я кивнул.
— А твои братья хобсы?
Страж поморщился, но все же смог прошептать:
— Ушли.
Я окинул взглядом его измождённую фигуру. Несмотря на то, что хобс до сих пор стоял с элем, он едва прикоснулся к напитку, — сверкающая золотая пена все еще касалась краев бокала — и от него не пахло пищей. Глаза стража были впалыми, грустными.
Он не задержится надолго в этом мире.
Когда хобс встретил мой взгляд, то печально улыбнулся, понимая, что мы думали об одном и том же.
— Сбереги ее, гладиатор.
— Сберегу, — торжественно обещал я.
Глава 12
АРОХ
Несколько часов спустя я вынес на улицу закутанную Энджи, которая сонно поморщилась из-за обжигающего холодного ночного воздуха. Она вцепилась в мои руки и прижала очень холодный нос к моему горлу. Когда я зашипел, девушка пробормотала:
— Прости. — Затем Энджи уткнулась холодными губами в мою кожу, как бы извиняясь.
Я покачал головой. Как же я ненавидел, что мог предложить этой женщине только — в основном — чистые опилки, чтобы спать. В этом районе планеты было холодно, а я не мог позволить себе комнату в таверне. Всего пару дней назад я был представлен всем, как ракхии, почетный участник на гладиаторской арене.
Я следовал закону и много работал, выбравшись из низов и яростно защищая свою репутацию.
И я никогда в жизни не воровал.
Но чтобы сохранить груфалу в безопасности, я рылся в кошельках мертвецов, людей, которых убил. Я бы сделал это снова для ее благополучия, но каждый раз, когда я совершал преступление, то сильнее рисковал ее безопасностью и добавлял пятна на свою совесть. Когда принцесса снова задрожала в моих руках, то я вновь задумался о новых противозаконных действиях, которые никогда бы не возникли в моей голове до нынешних жизненных обстоятельств: проникновение в дома, подсобные помещения или закрытые таверны. Обчистить чьи-то карманы, чтобы наскрести достаточно на съемную комнату. Но эти преступления привлекли бы внимание. Сделали из нас мишени. А сама груфала стала бы главным призом. Она стоила целое состояние и искушала, для нее нигде не было безопасно. Нам нужно было добраться до моей родины.
Энджи зашевелилась, когда я немного изменил положение ее тела, чтобы открыть дверь сарая. Я поцеловал ее в макушку.
— Тссс.
Она не возражала, когда я нес ее к стойлу. Поставив девушку, я взял ее за руку и держал до тех пор, пока не убедился, что она твердо стоит на ногах. Когда принцесса подарила мне сонную улыбку, то мое сердце объяло теплом. Творец, она была такой милой. Мы находились в какой-то чертовой лачуге, но Энджи была настоящей леди и не жаловалась. Ну, или не сильно жаловалась. Я подозревал, что половина ее ежедневных фраз, сопровождаемых рычанием, — иногда бывают более ласковые бормотания, а еще милый и жалостливый скулеж — на самом деле были претензиями.
