Женщина покачала головой.
— Этот мальчик далеко пойдет! Такой маленький, а уже разговаривает со взрослыми на равных! — она подошла к нему и потрепала по щеке.
Лука задохнулся от возмущения и отскочил подальше. Подобная фамильярность его ничуть не пугала, он и сам не раз вторгался в личное пространство людей, со свойственным ему мальчишеским задором доставал из-за пазухи очередную связку ключей, примеривался и вуа-ля! Дверца открывалась и представляла его взору позорные, глубоко потаенные страхи и тайны. Однако, сейчас он не мог с точностью ответить, не поменялись ли роли. От этой женщины исходила явная опасность и театральные жесты, растянутая до ушей улыбка, блестящие от маслянистой лжи глаза — все это говорило об одном: нужно, как можно быстрее, покинуть проклятый дом.
— Ответьте на вопрос, — холодно потребовал Джонас.
Она посмотрела на него и тяжело вздохнула. Улыбка сошла с ее разукрашенного лица, и женщина неуклюже уселась на старое кресло. Фигура ее тотчас же поникла.
— Уже поздно. Я хотела предложить Вам отдохнуть, но, похоже, придется сначала поговорить, иначе вы так и не сможете заснуть, или того хуже, сбежите… Аврора, накрой на стол, пожалуйста.
Девушка кивнула и тотчас бросилась исполнять просьбу.
Время шло. Хозяйка ирисового дома не вымолвила ни слова. Внезапно ее глаза загорелись странным, диким огоньком.
— Помнишь, что было в письме? — спросила она, вскинувшись, но затем снова успокоилась, удобнее устраиваясь в своем пожелтевшем мягком кресле у камина.
Джонас не помнил, чтобы здесь стоял камин. Возможно, он мог просто не обратить на это внимание. Камин был маленьким и непримечательным. Однако, тепло, исходившее от громко трескающих поленьев, приятно манило к себе.
— Какое письмо? — он старался, чтобы голос его не дрожал, но получалось из рук вон как плохо.
— То, что оставили родители перед смертью.
Эти слова прозвучали словно выстрел. Гулко и прямо в цель. Они холодными иглами впились прямо в сердце, пробуждая проснуться спрятанные когда-то глубоко внутри кровавые разводы боли и грусти.
— Откуда… — пролепетал он.
Лука смотрел на них удивлённо и непонимающе.
— Я твоя тетя, Джонас. Матильда Доллоуэй. А ныне Тауэр. Добро пожаловать домой, мой милый племянник, — произнесла она и встала, чтобы заключить его в свои душные и тесные объятия.
Происходящее все больше напоминало правду.
Кольцо оставалось зеленым…
* * *
Утром солнечные лучи нагло ворвались в комнатку, туда, где тщетно пытался выспаться Лука. Проворчав, он распахнул глаза и уставился в потолок, на котором виднелось заметное расплывшееся пятно от протекшей крыши. Желтоватый овал напоминал голову неизвестного чудища, а полоса, пересекавшая морду существа в нижней части — искривленную улыбку.
