Подумал Майн и о том, что никакой Красной площади в его жизни уже не предвидится, и обнаглевшие партизаны постоянно подрывают поезда, и чтооо...
- Ну и хрен с ней!..
Взрыв. Поезд качнуло, завертело, подбросило вагоны как пушинки. И покатилось. Все в черную бездну. И мечты, и разочарования, и хвала, и ругательства.
Полковник Генрих Майн, раздраженный и хмурый, мелкий и ублюдочный эсэсовец, яростно и жестко вцепился в сиденье, из последних сил стараясь выжить в мясорубке. Завертелся. И потерял всякое понятие о сознании...
"- Значит так, Вэлор. Кому ты подложил свои документы?
- Ты плохо выглядишь, Барк.
- Я Барк? Я что, похож на Барка, а? - из темноты помещения на Джона Вэлора уставились гноившиеся глаза, резко выделявшиеся на фоне кровавой гримасы, красно-черное месиво внезапно затряслось, и из дыры, бывшей когда-то ртом, раздался отвратительный пугающий хохот.
- Ты смешон, Джонни, - проскрежетали гнилые остатки зубов, - ты всегда был смешон. Что ты вообще делал на этой войне?
- Ты мертв, Барк. Я это знаю.
- Ничего ты не знаешь.
- Я хочу проснуться.
- Не так просто, да, парень? Надо быть сильным, чтобы все суметь пережить. Так просто отсюда не уйти.
Кровавая маска смеялась, потешалась над Вэлором.
Он выбежал из палатки, но повсюду он видел мертвых людей, его бывших товарищей по оружию. Они внаглую насмехались над ним, над тем, что он был жив.
- Просто напросто не все так просто. Ты понял мой каламбурчик, парень?
То, что раньше было сержантом Барком, беззвучно произнесло эти слова, даже не слова - мысли. Но Вэлор их услышал, они пронзили его насквозь. И он проснулся..."
Солнце било сквозь окно прямо в глаза Стоуну Кэнсору. Сон полностью улетучился. Стоун обнаружил себя лежащим на довольно-таки древней тахте где-то в углу обширной комнаты, в центре которой располагалась кирпичная деревенская печь. Старик сидел на печи и покуривал что-то чумовое, судя по запаху.
Открылась дверь, и в сени вошла бабка, скрипя половицами и напевая что-то себе под нос.
- Дед, ты встал? Ой милок, и ты проснулся! Спал бы еще. Здесь спешить некуда.
- Нет, мне надо спешить.
- Куда это?
"А действительно, куда?" - Стоун абсолютно ничего не помнил, и не то, чтобы и не помнил, а ничего и не было, и быть не могло.
- Поесть мне, - прошептал Стоун, чтобы что-нибудь сказать.
- Конечно, сейчас все и поедим.
- Конечно.
- Да, ты иди умойся, солдатик, - дед покурил вонючую цигарку и кряхтя сполз с лежанки.
