И каким удивительным доказательством полной душевной близости показался Александру упрек, брошенный Еленой:
— Зачем ты купил синюю шерсть, когда мне хотелось фиолетовое платье?
Елену спросили в суде:
— Ваша мать показала, что ей жаль Фридолина, он так много перестрадал. Как вы считаете, по чьей вине это произошло?
Елена ответила сразу, нисколько не раздумывая, очевидно, для нее этот вопрос был решен:
— А он и не страдал. Просто привык и не хотел отвыкнуть.
Вот оно что оказывается. „Привык и не хотел отвыкнуть”. Действительно просто. А Елена в этом и убеждена. Теперь-то и начинаешь понимать все то, что раньше было непонятным в ее поведении: чего ей было опасаться вызвать в Александре любовь, если любви не существует? Не способная любить и потому не верящая в любовь, Елена нравственно глуха к страданиям, которые она причинила.
Если бы Елена была способна любить, она не могла бы не почувствовать, как это жестоко вызывать и укоренять чувство, которое останется безответным. Если невольно, ничего для этого не делая, даже противодействуя, вызовешь любовь, на которую нечем ответить, то и тогда она приносит горе и для того, кого полюбили. Сострадание может причинить боль не менее острую, чем страдание.
Но если даже и не так сильно развито нравственное чувство, человек не может не осознать свою ответственность за того и перед тем, в ком вызывает и стремится вызвать любовь. „Мы ответственны за тех, кого приручили” — это тот нравственный императив, нарушить который не может человек, не заглушив в себе человеческое. Но все это чуждо Елене. Ни в какой мере она не чувствует своей ответственности. Елена в суде сказала: „Я его не обманывала”. Она не Договорила, но смысл недосказанного был ясен: не можете же вы от меня потребовать, чтобы я из жалости лгала ему; мне стало с ним скучно, так я ему и сказала.
Нет, не так обстояло дело: дескать, сейчас поняла, раньше ошибалась в своих чувствах и очутилась перед горькой необходимостью открыть ему правду. Будь так, Елену не в чем было бы и упрекать. Но в том-то и суть, что Елена в своем отношении к Александру нисколько и никогда не ошибалась. Она верила, что и у Александра чувства нисколько не глубже, и искренне недоумевала: чего же тут разводить разговоры о страданиях?
Так скрестились пути двух людей не то что несхожих, а Стоящих на разных ступенях, — это совершенно точное определение, — на разных ступенях эволюции человеческих чувств и отношений.
