И все же Наташа понимала, что она не вправе оправдывать любовью то, что она прощала непростимое. Любовь требовательна и к любящему. Любовь — не безграничная покорность, любовью не оправдаешь готовности снести то, что оскорбляет совесть и человеческое достоинство.
А Наташа все яснее ощущала, все острее чувствовала: она еще могла как-то стерпеть обиду и унижение, но забыть их не могла. Обиды накапливались постепенно, новая боль возникала, когда прежняя еще не проходила; новое оскорбление ранило, когда прежнее еще не забылось. И все обиды теперь оседали на сердце, ни одна из них не переставала где-то в глубине то отчетливее, то глуше мучить Наташу. И словно нарочно для того, чтобы отнять надежду на будущее, чтобы больше унизить Наташу, Аркадий в ответ на возмущенный вскрик своей жёны:
— Как ты смеешь меня бить?
Ответил, не стесняясь, не смущаясь:
— Много раз терпела, стерпишь и теперь.
И тут ошибся Аркадий. Еще немного, и Наташа нашла бы в себе силы уйти от него. Но произошло нечто такое, что исключило для нее возможность уйти. Аркадия подстерегла беда, в которую он попал по своей вине. Он был списан с судна, исключен из комсомола, против него было возбуждено уголовное дело. Удрученный, напуганный, он рассказал Наташе об угрозе, нависшей над ним.
„Аркадий попал в беду, Аркадию плохой — ни о чем другом Наташа теперь и думать не могла. Он ли виноват в том, что ему плохо, или так сложились обстоятельства — Наташа не могла теперь быть ему судьей. Самым, естественным для нее при ее характере и самым сильным в ней теперь было сострадание к мужу. Помочь ему, поддержать, утешить. Забыть свои обиды, никак их не выказывать, не время сейчас помнить о себе. Все заботы только о нем, об Аркадии. Все силы на то, чтобы ему стало легче. Его тревогой, его болью, его жизнью жила Наташа. Может, деля горе на двоих, Аркадий почувствует облегчение.
Наташа не ждала и не искала платы за свою любовь, ее поведение было естественным, иначе она не могла. Но она безотчетно ждала и вправе была ждать, что Аркадий оценит всю силу ее чувств. И вновь ошиблась. Страх за себя делал Аркадия только еще грубее и злее. Но как ни росли и множились обиды и оскорбления, Наташа замыкала их в себе: ведь не миновала еще опасность для Аркадия. Она была из тех натур, которые скорее готовы стерпеть страдания чем причинить их. Однако беда миновала. И тут, когда Наташа этого уже и не ждала, произошла чудесная перемена. С 1 октября, на десятый месяц их брака, Аркадий начал вести себя спокойно, ласково, ни одной злобной выходки, никакой грубости. И в Наташе возродилась надежда: все то, о чем она мечтала, сбывается. Муж стал иным, таким, каким ей так хотелось его увидеть.
