Дни всё, что было, сметают на дно.
Зельем пьянящим, дышу настоящим,
Заревом зорь мир застлало оно.
Прошлое сброшу, пустую одежду;
Годы – что полки прочитанных книг!
Я это – ты, ныне вскинутый, между
«Было» и «будет» зажегшийся миг.
В первый раз, – поле весной опьянело,
В первый раз, – город венчала зима,
В первый раз, – в храмине туч, сине-белой
Молнией взрезана плотная тьма.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Грозы! Любовь! Революция! С новой
Волей влекусь в наш глухой, водомет,
Вас, в первый раз, в песнях славить готовый.
Прошлого – нет. День встающий – зовет!>9
Поэзия в этот период словно помолодела, и это произошло не только за счет притока свежих сил и молодых кадров, выдвинувшихся на передний план литературного развития, но и в более широком смысле – благодаря обновлению всей общественной и литературной жизни, благодаря революционной перестройке в самом мышлении и психологии освобожденного народа. «Как после землетрясения, все выглядит по-новому. Не развалины вокруг, но новая жизнь, вызванная этим не просто стихийно, но человеческим осмысленным землетрясением, буйно прорывается отовсюду. На все приобретается новая точка зрения, все обновлено и во вне и внутри»>10, – писал А. В. Луначарский. Формирование новой литературы неотделимо от этих перемен. Она тоже по-другому начинала смотреть на окружающий мир, менялась «во вне» и «внутри», заново решала вопрос о месте и роли художника. И здесь для судеб искусства особое значение имели процессы, непосредственно связанные с пробуждением самосознания масс, их перевоспитанием, их активным включением в развернувшуюся повсюду созидательную работу. Все это и составляло ту реальную обстановку, среду, атмосферу, в которой протекало творчество зачинателей советской поэзии. Устремленность передового искусства к сегодняшнему дню, современности, пафос борьбы и новаторства, жажда живого дела, обновление художественных взглядов и принципов имели чрезвычайно широкую и (вместе с тем конкретную, повсеместно ощущаемую общественно-историческую основу. Важнейшую роль во взаимодействии литературы с действительностью играли прямые запросы миллионного читателя который, по сравнению с прошлым, необычайно вырос духовно и предстал как бы в новом изменившемся облике.
Народная душа (как говорил в «Открытом письме рабочим» Маяковский) действительно ждала великого сева. Особое звучание приобретали строки Кольцова, которые в те годы не раз сочувственно цитировались
