Я подружился с Гришей. Ментом он стал по обстоятельствам. Простой деревенский парень, мечтавший об учительстве, вынужден был пойти в милицию ради денег. Он жил с разведенкой, воспитывал ее маленькую дочь и еще ждал своего ребенка. Хочешь не хочешь — надо было зарабатывать деньги. Неоконченное высшее образование давало ему право на лейтенантские погоны. Перспектива остаться ментом не радовала. Служба выматывала Гришу, и парню, доброму по натуре, не нравилась. Поэтому знакомство со мной было для него отдушиной. Мы долго говорили об истории и культуре Беларуси, для него я тут был авторитет. Он открывал для себя много нового, такого, чему не учат в университетах. А я получил терпеливые уши, куда мог проводить свои мысли. Я вытаскивал его в мастерскую Игоря Кашкуревича. Ироничный Игорь посмеивался над историком-ментом, этим гибридом нашей действительности. Гриша не обижался. А его мысли о судьбе Беларуси были созвучными с нашими. Расчувствовавшийся Игорь подарил Грише свою работу «Партрэт Уладзiмiра Высоцкага».
Месяц спустя после знакомства с Гришей я выступил свидетелем на его свадьбе. Летом мы посетили его деревню Поречье. Там ночью, лежа на берегу Птичи, согретый дыханием костра, озирая звездные россыпи, я задумал рассказ «Мы пераможам!». И Гришка, выслушав сюжет, в порыве начал предлагать мне новые сюжетные повороты. Словом, Гришка был хорошим другом, и можно было надеяться, что не подведет. Я позвонил ему, пока Анатоль отдыхал на диване, и объяснил свое глупое положение. Дескать, у меня гостит Сыс, о котором он знал от меня. Так вот, если хочет познакомиться с ним, пусть приходит ко мне. Однако он должен так напугать Сыса, чтобы тот убрался из моей квартиры и дал, наконец, мне отдохнуть, потому что я уже устал поить его.
И некоторое время спустя длинный и требовательный звонок разбудил Анатоля.
— Кто там прется? — недовольно пробурчал он.
— Посмотрим, кто.
Я открыл дверь, и в квартиру вошел Гриша при полном милицейском параде и с дубинкой на ремне. Увидев милиционера, Сыс сник и, к удивлению, умолк.
— Пьем, — придав своему голосу суровость блюстителя закона, сказал Гришка и вошел в кухню. — Соседи жалуются на шум и бардак, не даете им покоя. Я должен принять меры или отправить вас в камеру.
Ошеломленный Сыс опустил голову и такой виноватой позой хотел заслужить ментовскую милость. Дескать, я тихий, как ягненок, не трогайте. Мне было стыдно за Анатоля. Форма мента отняла у него язык.
