– Собрать систему безопасности, – говорить было тяжело, но компьютер повиновался.
Подушки, весело посвистывая, сдулись и спрятались за панелями. Картина, явившаяся Кириллу в полной красе своей, впечатляла. Грузовик, лежавший на боку, потратив приличное время на раздумья, все-таки решил полыхнуть. Только сделал он это слабовато для такой махины, самую малость ухнул и затем медленно горел. Не ярче, чем поленья в камине. Черный лимузин был умнее. Гореть он не собирался, несмотря на полностью смятый перед, нутро которого было подцеплено и вырвано упавшим грузовиком. Робополицейские посреди перекрестка пылали уже не так сильно, но создавали мистического вида дымовой столб, подпиравший удивленные небеса.
Было очень тихо, слишком тихо. Тишина разлилась вокруг подобно маслу. Обволокла и разбитые, и целые машины невидимой и непроницаемой пленкой. Наверно, так тихо бывает всегда после слишком громкого шума. Мысль показалась Кириллу логичной и правильной.
И среди этого безмолвия, он чувствовал чье-то присутствие. Конечно, подобные ощущения не посещали его ни разу в жизни (без всяких «кажется» и «наверно»), но перепутать он не мог. Он чувствовал рядом чужой разум. Буквально так, как чувствуют жар солнца на обнаженной коже, как чувствуют струи дождя, как чувствуют мягкую нежность женщины под ладонью, когда ее сердце бьется где-то рядом с кончиками твоих пальцев и прерывистое дыхание тревожит их неподвижность.
Кирилл знал, где этот разум. Там, в глубине длинной черной машины. Почти видимые сверкающие волны, казалось, исходили из нее. Кирилл знал… И снова никаких «кажется» и «наверно»! Именно знал, что разум этот встревожен и обеспокоен, что разум ищет помощи и спасения, что он боится, очень боится. Однако даже в этом страхе Кирилл купался, как в лучах света. Даже этот страх давал ему силу и наслаждение, и он хотел все большей и большей близости к этому разуму. И еще Кирилл знал, что разумов два.
Клацающий звук хлопнувшей дверцы зомбимобиля проколол тишину. Почти сразу хлопнуло еще в нескольких местах, затем хлопки покатились дальше по пробке. Кирилл с трудом оторвался от созерцания волшебной машины и обернулся.
Водители всех ближайших зомбимобилей уже вышли и стояли рядом с ними. Из тех, что были поодаль тоже выбирались зомби. Головы их были обращены в одном направлении. Лица выражали одно чувство. Не ощущение, а именно чувство. Кирилл подумал, как же странно и неприятно видеть это чувство на лицах зомби… других зомби. Еще более неприятно было осознавать, что ты испытываешь такое же. Как же назвать это чувство, с чем его сравнить? Что притягивало их, манило к разбитой машине? Бедность запаса слов на подкорке не давала выйти нужному определению, хотя оно вертелось на языке. Зависть? Желание? Наслаждение? Все не то…
