Никогда прежде ему не приходилось врать в таком объеме, да и вообще не приходилось врать. Умение при реализации инстинкта общения искажать свои мысли пришло внезапно, одновременно с новыми чувствами и легкостью восприятия. Поначалу оно вдохновляло не меньше, чем способность не забывать то, что происходило прошлым вечером. Однако ближе к вечеру, глядя в широко распахнутые ресницы Аделины, он стал испытывать некоторую неловкость и даже в определенной степени неприятное ощущение от вранья. Такое, как будто даришь ребенку огромную коробку в яркой цветной обертке, а внутри – пусто.
Готовить Аделина не умела и не собиралась, поэтому вечером перекусили по-быстрому ? заказанной пиццей. Потом Кирилл стоял за тонкой перегородкой душа, слушал, как Лина-два в пятнадцатый раз пересказывает очередной подруге историю своего счастья, и смущенно скреб затылок. Ночью нужно было двигаться дальше, у него появился новый план. Прости Аделина, так вышло.
Сон полностью выветрился из головы. Печально одинокие цифры в углу выключенной зомби-панели показывали пять часов утра. Осторожно, только бы не разбудить зомби-девушку, он выбрался из-под одеяла. Сложнее всего было вытянуть захваченную ею левую руку. Впотьмах Кирилл напялил заботливо постиранные и поглаженные малышкой вещи контуженного доктора. Подошёл к кровати, опустился на колени, на секунду прижался к теплому виску. Отстегнул с руки спящей зомбифон. Поганое ощущение, она так долго на него копила. Блестяшки на ремешке укоризненно сверкнули в его адрес.
Прости. Знаю, забыть даже такое не составит труда. Уже через неделю в памяти сотрутся и навсегда исчезнут самые смутные очертания этой встречи. Зомби-мир вообще легко все забывает. Слишком легко и напрасно все. Однако за несколько жутко неприятных часов и грустных дней, прости, Аделина.
Дверь скрипнула и защелкнулась, приятно отрезав прощание. Впереди ждали новые испытания. День, проведенный в размышлениях, которым абсолютно не мешал непрекращающийся щебет оставленной малышки, позволил прийти к нескольким выводам, показавшимся Кириллу неопровержимыми.
Во-первых, он по-прежнему не хотел терять обретенную им свободу ощущений и воспоминаний, пусть даже приведшую его к неадекватности. Или наоборот ? вызванную этой неадекватностью. Неважно. Он все больше укреплялся в мысли, что и несколько дней в таком состоянии невозможно, немыслимо променять на годы сплошного бессознания, окружавшего его раньше.
