По разумению Бабура, это решительно не походило на его дядюшку, но в конце концов, возможно, близость смерти способна изменить человека.
— Чем ты можешь доказать, что говоришь правду?
Единственный глаз Вазир-хана все еще светился подозрением, и своих людей, как приметил Бабур, он держал наготове. Луки были натянуты, стрелы нацелены на Байсангара.
— Вот мое доказательство.
Байсангар запустил руку за пазуху кожаной безрукавки и вытащил оттуда небольшой перепачканный мешочек. Распустил волосяной шнур, стягивавший горловину, достал оттуда крохотный парчовый сверток и бережно развернул. Внутри находилось тяжелое, окровавленное золотое кольцо.
При виде его Бабур сдавленно охнул.
— Вот, — прохрипел Байсангар, — это кольцо Тимура Великого.
На желтом металле было выгравировано изображение рычащего тигра.
На сей раз военный совет проходил в совсем иной атмосфере. Когда Бабур, сопровождаемый визирем и Вазир-ханом, вошел в зал, вожди шумно обсуждали внезапную перемену обстоятельств.
— Известие верное, повелитель, — возбужденно возгласил Тамбал. — Умерший владыка не имел сына и провозгласил тебя наследником. Конечно, его волю будут оспаривать другие правители, но, если не станем медлить, Самарканд будет наш.
Бабур не смог сдержать иронический усмешки.
— А как насчет узбеков? Не ты ли всего несколько дней назад вовсю стращал меня этой напастью? И ведь ты был прав: они только что убили моего дядю, разгромили его войско и разграбили обоз. Может быть, они сейчас тоже положили глаз на Самарканд?
— Может, и так, да только уже, можно считать, осень. Смена сезонов нам на руку. Каждый год происходит одно и то же: с приближением холодов Шейбани-хан уводит свои орды на север, в свое логовище в Туркестане, и не выступает в новый поход, пока не растают снега.
— А ты что скажешь, Али Мазид-бек?
Впрочем, ответ этого человека, все тело которого дрожало, а глаза горели от предвкушения грядущей славы и добычи, Бабур знал заранее. Самарканд был весьма богат, но, что еще важнее, то была древняя столица самого Тимура, центр его державы, город, о власти над которым грезил любой из Тимуридов. Бабур и сам лелеял подобные мечты и теперь прекрасно понимал, что, если упустит представившуюся сейчас возможность, другого шанса ему, скорее всего, не выпадет. А ему вовсе не хотелось прожить долгую, мирную жизнь и, умирая на шелковых подушках, до последнего вздоха сожалеть об упущенных возможностях. Его путь в Рай не должен быть вымощен сожалениями.
