— Я хочу быть свободной. То, что вы предлагаете мне это не свобода. Это рабство. — Кали хватает здравого смысла увидеть то, что кроется за его сладкими речами. Если она согласится, то станет ещё одним винтиком в машине по заколачиванию денег, в машине по наращиванию влияния картеля Франко по ту и эту сторону границы. А у каждого механизма свой ресурс.
— Будь по вашему, но вы должны мне ещё игру. Я видел, как вы подменили карту. Это было… красиво.
Словно удар по голове. Кали тяжело сглатывает слюну, страшась поднять на него взгляд. Это провал. Катастрофа. Конец. Ощущение, что она не выйдет отсюда живой, усиливается в сотни раз. Она лично вручила свою жизнь в руки этому ублюдку, пообещав, что сдохнет, проиграв. Пришло время отвечать за свои слова. Теперь она — в его полном распоряжении.
— Ваш отец сделал ту же ошибку. Он пытался обмануть, но не клиента, а меня. Это было немного… грустно. А я ему доверял.
Словно во сне, Кали видит, как в комнату вносят футляр, украшенный старинными вензелями. Вытерев руки салфеткой, Франко с осторожностью и благоговением открывает крышку.
— Это Кольт Нэви, одна тысяча восемьсот девяносто девятого года выпуска. Был вручён командору Уиллему Месси за военные заслуги. Видите, какая искусная гравировка? — Франко кладёт револьвер перед ней. — Только будьте добры, обезжирьте руки, прежде чем взять его. Его цена на рынке антиквариата не менее тридцати миллионов.
Кали видит лишь чьи-то ладони в белых перчатках — наверняка помощника, принёсшего револьвер. Ей суют салфетку, а после помощник вынимает оружие из чехла, лёгкими, ловкими движениями засыпает порох, вставляет одну пулю в барабан.
— Вы наверняка слышали про русскую рулетку?
Кали молча поднимает на него тяжёлый взгляд.
— Да бросьте так смотреть, вы ведь ещё не умерли, — Франко улыбается своей бессменной обаятельной улыбкой, словно он пытается сторговать коллекционную тачку, а не её жизнь. — Я дам вам ещё один шанс. Учтите, я заговорённый, я никогда в неё не проигрываю, — он лукаво подмигивает ей, а после обращается к одному из своих друзей. — Келвин, ты с нами?
— Да, с удовольствием, — рядом с Кали бухается огромный косматый мужик с бородой. Островитянин — кубинец или гаваец — у него на предплечьях татуировки в полинезийском стиле. — Я тоже заговоренный, посмотрим, чья возьмёт, — он хохочет громогласным басом, неловко, по-медвежьи вытирая руки салфеткой. — Дама первая?
— Крутите, — кивает ей Франко.
