Кали протискивается к столу с европейской рулеткой, ставит на красное. Крупье раскручивает колесо. Выпадает красное. В груди что-то вспыхивает, становится жарко, Кали победно кричит вместе с теми, кто выиграл, словно этот всеобщий кураж, как вирус, передаётся по воздуху. Выигранные фишки она ставит на чёрное и на красное, на номер двадцать три — свой возраст. Никакой стратегии, просто наугад. Двадцать три выигрывает.
— Новичкам везёт, — бурчит плотный лысый мужчина по левую руку, явно с завистью.
Ещё больше воодушевившись, Кали поворачивается к Кайлу, но не находит его рядом. Она ищет его взглядом и находит неподалёку, у барной стойки. Прорываясь сквозь толпу, она идёт к нему, обнимает за плечи, заглядывает в глаза. Кажется, здесь ему не особенно интересно.
— А ты азартная, — он широко улыбается, еле заметно хлопает её по заднице, обтянутой в короткую пляжную юбку. В ней она похожа на плохую девчонку, и ей это идёт. Ей вообще всё идёт. — За уши не оттащишь.
— Да ерунда, — Кали отмахивается, не желая даже допускать мысли, что он может быть прав. Азартные игры — мера вынужденная, понимать и принимать страсть отца, ту страсть, которая в итоге погубила их семью, она не собирается. — Просто интересно. Давай последнюю и домой.
Кали ставит на зеро. Её ставка сгорает. Потеря невелика, но Кали чувствует жгучее желание отыграться. Свой азарт, свою бешеную, неожиданно возникшую жажду адреналина Кали с лихвой восполняет в спальне. Кайл берёт её прямо в коридоре, развернув лицом к стене, едва они переступают порог. Они обновляют кровать, обеденный стол и пушистый коврик у камина, ненадолго прервавшись лишь на лёгкий ужин — благо, холодильник забит до отказа.
Ночь здесь темна по-настоящему, здесь нет яркого света фар, фонарей, кричащих кислотный вывесок, превращающих ночь в городе в полярный день. Здесь тихо так, что слышно стук собственного сердца и стрекот цикад где-то ближе к воде. Луна скрывается за облаками, но как только ветер прогоняет их, освещает землю, словно прожектор. Кали на грани сна и реальности, измотанная, уставшая, раскинув руки, лежит у него на груди, слушая, как его голос резонирует по грудной клетке, щекочет ей слух. Сил совсем не осталось, сдулось это странное, столь не свойственное ей ощущение куража, тело больше не реагирует на ласки и требует отдыха. Голову наполняет предсонная муть, сквозь которую любой звук кажется плодом воображения.
— Прости меня. За всё, — она слышит его шёпот над макушкой сквозь неумолимо наваливающийся сон. — С Гарсией покончено. Мы с братом… Всё сделали.
