Я покачала головой:
― Не убивай его. Если сделаете это, то будет еще больше столкновений.
― Это дела клуба, Эм, ― тихо сказал он.
Перевожу: «Иди домой и будь хорошей девочкой. Пусть мужчины решают за тебя».
Мне так чертовски надоело.
Меня похитили из-за их дерьма, и я даже не должна была знать, почему чуть не умерла? И теперь от меня ожидали, что я просто кивну и улыбнусь.
Я вырвалась из его объятий.
К черту все это.
― Хантер рассказал мне о перемирии и картеле, ― вскочив на ноги, прошептала Пикнику на ухо. ― Если вы убьете этого парня, все пострадают. Знаю, что ты злишься, пап, но нужно подумать о клубе. Пожалуйста. Подумай обо мне и Кит ― я не хочу жить в страхе.
Он напрягся.
Отстранившись, я посмотрела на него и умоляла глазами. Не позволяй своему эго принимать это решение.
Пикник тряхнул головой, челюсть напряжена. Черт. Скрестив руки на груди, сделала шаг назад. Моя мольба обернулась пшиком. Как чертовски типично ― гордость короля была задета, так что теперь мы все должны идти на войну? Если кто и должен принимать решение, так это мы с Софи.
Отец удержал мой взгляд на несколько секунд, затем вздохнул.
― Ладно, мы возьмем его с собой и выкинем где-нибудь, где его смогут найти, ― сказал он. ― Бам, посмотри, сможешь ли ты найти что-нибудь, чтобы перевязать его.
Облегчение прошло сквозь меня. Крепко обняла Пикника.
― Ты поступаешь правильно, папочка, ― прошептала я.
― Это клубные дела, малышка. Тебе не стоит так сильно беспокоиться. Это моя работа.
Его слова ранили меня, и я застыла. Я больше не чертов ребенок, чтобы мне давали соску и говорили пойти поиграть.
Подождите, откуда это вообще взялось?
Отец не сказал ничего такого, чего бы он ни говорил до этого тысячу раз. Но по какой-то причине в этот раз меня его слова очень разозлили. «Так вот, что чувствовала Кит», – внезапно осознала я, понимая ее нужду в бунте. О, мне не понравилось это чувство. Ни черта не понравилось.
Перевела взгляд на братьев. Никто не обращал на нас внимания. Отлично.
― Папа, я люблю тебя, но это перестало быть делом клуба, когда меня похитили и приковали наручниками к кровати, ― тихо сказала я, убедившись, что мой голос не дрожит. ― Это стало моим делом. Я все еще пытаюсь понять, что произошло, и что все это значит, но у меня есть право беспокоиться о том, что может разрушить мою жизнь.
― Поговорим позже, детка, ― нахмурился он.
Ясно. Я знаю этот тон. «Позже» означало «никогда».
Затем вздохнула, потому что добилась так много, как смогла на данный момент. Все нормально ― в любом случае, это не тот разговор, который нужно вести при свидетелях. Хотя, я твердо намерена вернуться к нему позже, потому что больше не собиралась возвращаться к обычной жизни.
