В свете устройства, похожего на экран телевизора в центре консоли, показывавшего схематичную карту их местонахождения, ее сосредоточенность была настолько яростной, что граничила с насилием, ее челюсти были агрессивно сжаты, ее глаза остры как лезвия. Как будто она ожидала, что лессер вот-вот запрыгнет на капот и разобьет ветровое стекло. Время от времени она поворачивала голову, но не к нему. Она смотрела в противоположную сторону, на боковое зеркало, висевшее на двери. Он хотел спросить, не едет ли кто за ними, но сдержался. Во-первых, действия Чэйлена не были бы такими очевидными, во-вторых, любое слово станет последней каплей, до того, как он сможет удержать содержимое желудка. Если, конечно, он не хочет испортить ей заднее сиденье…
— Остановись, — выдавил он.
— Что? — она крутанулась назад. — Зачем?
— Притормози.
— Нет…
— Тогда опусти окно!
Сердце заколотилось, а затем в лицо ударил порыв влажного ветра, как будто плеснули с размаху водой из ведра.
Рванувшись к отверстию, он вовремя расправил плечи. Когда он схватился за край окна, его внутренности сжались и выплеснули все, что было внутри.
Она нажала на газ, как мило с ее стороны, но он был слишком занят, чтобы обращать на это внимание.
Все болело, и становилось все хуже, так как тошнота не утихала. Казалось, что все его чувства, взбудораженные целой кучей новых раздражителей, не могли различить внешнее и внутреннее. Все было слишком громко, слишком сильно, слишком интенсивно: ветер ревел в ушах, дождь хлестал в открытое окно, горло горело огнем. Его глаза наполнились слезами. Дюран сказал себе, что это из-за скорости, с которой они ехали. Ведь, некоторые вещи просто не выдерживали более пристального внимания. Когда он, наконец, вернулся в машину, его колотил озноб, и он весь покрылся холодным потом, он подтянул ноги к груди, обхватил руками колени и опустил голову на них голову. Он всегда был крупным мужчиной, и в этой позе ему было тесно на заднем сиденье, но в этом был весь смысл. От этой тесноты ему казалось, что его сжимают. И не кто-то, кто получает удовольствие, наслаждаясь его болью, кто сделал пытки своей гребаной работой…
— Возьми.
Сначала он не понял, что обращаются к нему. Но тут бутылка с водой ударила его по голени.
— Спасибо, — хрипло сказал он.
Открутив крышку, он поднес горлышко к губам, приготовившись смыть вкус… Прохладная, чистая…, свежая. Это была первая незагрязненная вода с тех пор, как его ударили по голове в отцовской квартире и разбудили в замке ужасов Чэйлена. Откинув голову на спинку сиденья, он закрыл глаза и постарался не заплакать.
