Матушка для полуночника | страница 91



***

Эржбет.

Я точно не знал, в какой момент это произошло. Возможно, когда я увидел, как Арина относится к Матвею — чужому для нее ребенку, отпрыску вампира. Или же… когда на нее напали разбойники и она встала на защиту Барто, не побоялась стоящего перед ней, с окровавленным ртом и ногтями монстра. Поцеловала… заставляя ощутить тепло своего тела, страх вперемешку с решимостью противостоять мне — тому, кто сильнее нее.

Почему я поцеловал ее в больнице? Возможно потому, что хотел проверить, убедить себя в том, что этот поцелуй оставит меня равнодушным. Как же я ошибался. Мне хотелось не просто эту человечку, а хотелось эту женщину, заботиться о ней, защищать, чтобы ее улыбка к сыну, была направлена и ко мне, чтобы она сама тянулась прикоснуться.

Ранее, убеждение, что я делал это ради Матвея, обернулось самообманом.

Авария, то, что я мог потерять Арину, заставила меня призадуматься. До сих пор, я видел в ней самостоятельную, язвительную женщину, вечно пререкающуюся со мной, на деле же, все оказалось иначе. Она была именно такой, как описывал ее Матвей — ранимой, доброй и заботливой. За пеленой ненависти и высокомерия к людям, я не увидел всего этого. Равнодушие, которым я окружил свое разбитое сердце, уступило место возможному излечению от этого недуга.

Из больницы Арину выписали без проблем, мы с Русланом и Матвеем забрали ее на машине и отвезли в квартиру.

— Я схожу к Аглае, — предупредил меня ангел.

— Русик, будь осторожен, она девушка разборчивая. Ее плюшкой с кофе не заманишь, — с усмешкой предупредила его Арина, и он ушел. Чуть погодя, когда Матвей убедился, что мама как следует устроилась на диване, заботливо укрытая пледом, сбежал на улицу лепить снеговика.

Осень в Москве сменилась на настоящую зиму с хрустящим, липким снегом, играми, ледяными горками. Даже пруд успел как следует замерзнуть и его обустраивали под каток, с небольшими домиками в которых продавался глинтвейн, чай с кофе и ароматная выпечка.

В квартире мы остались вдвоем, тишину нарушал лишь звук работающего телевизора по которому шел балет «Щелкунчик».

— Мне необходимо с тобой серьезно поговорить, — начал я, сев рядом с Ариной.

Она перевела на меня внимательный взгляд серых глаз, и я невольно засмотрелся на ее миловидное лицо: фарфоровая, нежная кожа, заострившиеся скулы, длинные ресницы и выбившиеся из косы волосы. Она сидела в вязаном свитере пастельного голубого цвета, руки сложены на коленях: тонкие, изящные пальчики, которые я сжал в своих.