– Ну–ну, – Прохор многозначительно посмотрел на октябрьское небо с клочьями серых дождевых туч и выпустил посетителя.
Павел тем временем полистал затертый блокнот и открыл его на букве «Ш».
– Вот, Люба записала. Номер телефона, на букву «Ш», потому как шеф, наверное, – показал он Вале размашистую запись розовым фломастером.
– А имя–отчество где?
Павел нахмурил лоб:
– Видишь ли, – с легким раздражением сказал он, – Люба не любила придерживаться каких–то правил, даже номер телефона не могла записать нормально – с именем и фамилией. А директора ее звали то ли Иван Леопольдович, то ли Леопольд Иванович. Кот точно там был и что-то такое народное. Точно, Леопольд!
Девушка набрала на телефоне, с дисковым набором и витиеватыми латунными украшениями на трубке, номер Любиного шефа. Паша нажал кнопку громкой связи, несмотря на древний вид, телефон оказался вполне современным по функциям. После нескольких длинных гудков раздался заспанный голос.
– Алло.
– Здравствуйте. Я хочу у вас работать, – уверенно объявила девушка.
В трубке задумались.
– А это кто, собственно?
– Валя. А вы Леопольд Иванович?
– Лев Семенович. Валюша, хм, вы уверены, что звоните по правильному номеру? – засомневался голос.
– Да, Лев Семенович, я абсолютно уверена, что именно вы мне нужны.
– Дело в том, что у меня на фирме нет вакансий.
– Я уверена, что когда мы встретимся, вы найдете для меня место, – заявила Валя, не обращая внимания на озадаченный взгляд Павла, удивленного ее манерой вести деловой разговор.
– Вот как. Это интересно, интересно. Ну что ж, Валюша, сегодня в часика два я готов с вами пообщаться. Адрес вы знаете?
Девушка вопросительно посмотрела на Павла, но тот виновато покачал головой.
– Диктуйте.
Записав на том же листке блокнота адрес офиса, Валя попрощалась и положила тяжелую трубку на рычажки
– Ты меня поражаешь, – развел руками Паша. – Прешь как танк – напролом.
– Я тебе уже говорила, мне надо распутать это дело, – Валя интонацией выделила слово «надо». – Знаешь, Павел, я всю жизнь провела в такой провинции, что тебе, наверное, и представить тяжело. Иногда я по пол года вообще не видела других людей, кроме мамы и бабушки. Я читала книги, где люди любили, страдали, жили, чувствуя себя неведомой зверушкой.
– Чебурашкой что ли? – уточнил Паша.
– Типа того, только тот в итоге нашел и друзей, и врагов, и вообще – самоопределился. А я все двадцать лет не могу понять, для чего я родилась на свет.
– Двадцать?
– К тому же бабушка всегда говорила – делай то, что должна, всегда стоит хотя бы попытаться, и если ты идешь правильной дорогой, ветер будет попутным. А еще – кому дается, с того и спросится.
