– Это не съемный дом, – говорю я.
Он удивленно вскидывает брови, а затем улыбается:
– Правда? – улыбка оголяет его зубы. – С чего ты взяла?
Я закрываю книгу и поворачиваю обложкой к нему:
– Вот с чего.
Он смотрит на книгу, затем на меня:
– И что? Книга, как книга – обложка, страницы, слова на бумаге.
Я улыбаюсь:
– Да, да, все на месте. А вот слова на бумаге… у них, знаешь ли, весьма своеобразный порядок, характерный отпечаток и интонации. Это книга на любителя. Брэдбери можно увидеть в любой коллекции, а вот это, – я машу книжкой из стороны в сторону, – нравится далеко не всем. Грязновато, знаешь ли, да и в нашей стране выпущено относительно недавно, и о ней немногие знают. Это не классика, интерес к которой продиктован общественным мнением, это – самостоятельный и весьма своеобразный выбор. Эта вещь не безлика, не декорация большого дома в аренде. Эта книга чья-то.
Он смотрит, и тонкий серп улыбки меркнет – его лицо становится задумчивым.
– Итак, чей это дом?
Он убирает руку с моей спины:
– Это дом Рут.
Моя челюсть глухо падает вниз, я закрываю руками лицо:
– Господи… – в голове мелькают образы, мысли, ругательства. Я должна была догадаться.
Отрываю руки от лица:
– Вы спите?
Он мотает головой и кисло ухмыляется:
– Я уже говорил.
– Значит соврал!
– Ну, так что мешает мне сделать это снова?
Бессильно рычу:
– Ну, ты и сволочь… Я ведь тебе не вру!
Он улыбается:
– Кто же тебе не дает?
– Хочешь, чтобы я врала? Рассказывала небылицы?
– Любая твоя небылица, все равно будет автопортретом. Небылицы или правда – мне будет интересно.
Я сверлю его взглядом, я пытаюсь разглядеть в нем чувство вины или замешательство, но он хитро щурится, улыбка делает его взгляд совершенно непроницаемым и навязывает мне его волю – опускаю глаза и смотрю на свои руки:
– Что мы будем делать, если она войдет сюда? Вот прямо сейчас? – снова взгляд на него.
Он протягивает руку, касается тыльной стороной пальцев моей щеки:
– Никто не войдет, – тихо говорит он.
– Почему? Это ведь её дом? Кто мешает ей…
– Ей сейчас не до тебя,– перебивает он. – И не до меня… Ни до кого.
Я смотрю на него и мне все тяжелее оторвать взгляд от его губ. Я вслушиваюсь, всматриваюсь и пытаюсь понять, послышалась ли мне тоска?
– Что с ней? – спрашиваю я.
Его пальцы – теплом по моей щеке, его глаза – терпеливой усталостью по моему лицу:
– Затяжной творческий кризис.
