Граф Алексей Андреевич приехал к Хомутовым прямо после приема во дворце, в полной парадной форме.
— С новым годом, с новым счастьем! — приветствовал он стариков Хомутовых и вышедшую в гостиную Талечку.
— С новым годом, с новым счастьем и вас, ваше сиятельство, — почти одновременно отвечали Федор Николаевич и Дарья Алексеевна.
— Мое новое счастье зависит от вас и ещё от одной особы, — торжественно произнес Аракчеев, кинув выразительный взгляд на Талечку, сидевшую на диване около матери, — желал бы иметь сепаратное объяснение.
Старики удалились с графом в кабинет.
Талечка, как сидела, так и замерла на месте. Сердце у ней упало, в глазах потемнело.
Её вызвал к действительности голос матери, звавший её присоединиться к ним.
Шатаясь, встала она с дивана и почти бессознательно вошла в кабинет.
— Граф Алексей Андреевич, — торжественным тоном заговорил Федор Николаевич, — сделал нам великую честь и просит твоей руки, мы с матерью согласны, согласна ли ты?
Наталья Федоровна сперва вспыхнула, а потом вдруг страшно побледнела.
Несколько секунд продолжалось молчание.
— Согласна! — чуть слышно, наконец, произнесла она, и если бы мать не поддержала её, рухнула бы на пол.
С ней сделалось дурно.
— Счастье-то неожиданное нелегко дается, ваше сиятельство! — заметила Дарья Алексеевна, уводя из кабинета почти бесчувственную невесту.
Федор Николаевич с графом остались вдвоем.
Прямой и откровенный старик счел своим долгом рассказать будущему зятю о сватовстве Зарудина и о разрыве с ним, не скрыв даже подробности более полугода тому назад происшедшего домашнего романа, окончившегося болезнью его дочери.
Хомутов думал вызвать этою откровенностью Алексея Андреевича тоже на откровенность, но ошибся.
Выслушав его рассказ, граф издал только какой-то неопределенный звук, но молчал.
Федор Николаевич решил выведать стороною.
— Слышал я, ваше сиятельство, что у вас в Грузине экономка хорошая, — начал он.
Аракчеев вскинул на него почти гневный взгляд.
— Экономка… да экономка хорошая, лучше не сыскать… А что в прошлом было, теперь кончено, — буркнул он.
Разговор оборвался, но Хомутов все-таки отчасти успокоился. В кабинет вернулась вместе с матерью оправившаяся Талечка и на предложенный уже лично графом вопрос, вновь выразила свое согласие быть его женою.
Он крепким и долгим поцелуем поцеловал её руку, протянутую в знак этого согласия.
Вскоре он простился и уехал.
Ликованию стариков Хомутовых не было предела. Наталья Федоровна, сожгла свои корабли, и была, по-видимому, покойна и довольна.
