Наталья Федоровна вспомнила тот недоверчивый, подозрительный взгляд, который бросила на неё последняя при прощании.
«Она не поверила мне, несмотря на то, что я поклялась ей, она чутьем ранее меня догадалась о чувстве, которого я сама ещё не сознавала, на сознание о котором она же натолкнула меня… Хорошо ещё, что это пришло позднее, иначе я не дала бы клятвы и ещё больше укрепила бы в ней подозрение, которое ещё сильнее заставило бы её страдать. Бедная, бедная Катя, она доверилась мне, как другу, инстинктивно подозревая и боясь встретить соперницу, да ещё соперницу счастливую, как уверяет она, и на самом деле встретила… Я не стану на её дороге, я не буду её соперницей, хотя бы мне пришлось принести в жертву свою и даже его жизнь».
«Счастливая соперница, — пронеслось в её голове. — Его жизнь… Что если Катя не ошибается и он меня… любит. Дай Бог, чтобы она ошибалась!?»
«Но если и да… если и любит… Пусть! Я не смею и не должна любить его, его любит другая, его любит Катя…»
«Завидная участь, вместо одной несчастной, будет трое, — продолжал смущать её бес — в том, что это бес, Талечка не сомневалась. — За что ты разобьешь его жизнь?»
— Я должна, должна… — вслух вскрикнула Талечка, вскочила с постели и бросилась на колени перед образом.
В этом крике, вырвавшемся, видимо, против её воли, слышалась нестерпимая душевная боль.
Наталья Федоровна почувствовала близкую победу над ней «смутителя беса» и в горячей молитве думала сыскать в себе силу и подкрепление в этой неравной борьбе.
Она и не ошиблась.
Кроткий лик Богоматери, освещенный полусветом лампады, отражавшемся в кованой серебряной ризе, глядел из угла комнаты на молящуюся девушку.
Из глубоких, как тихое море, очей непорочной и присно-блаженной Девы, казалось, изливалось такое же море благодати и небесного спокойствия.
Это спокойствие сообщилось коленопреклоненной Талечке, и она, после короткой, но искренней молитвы, хотя и со слезами на глазах, но с каким-то миром в душе вернулась на свою кровать.
«Будь, что будет, — решила она, — чего я так волновалась, ещё ничего не зная, быть может, он и не думает обо мне, может быть, все это только представилось ревнивой Кате, а я глупо поверила ей и вообразила себе Бог знает что… Мне завтра надо будет улучить свободную минуту и переговорить с ним… Любит ли он меня или нет, я должна помочь Кате в её беде, я обещала ей и сделаю, я выскажу ему, что заставлять страдать её, такую хорошую, добрую — грех, что он может убить её своим невниманием, быть может, умышленным; я читала, что мужчины практикуют такого рода кокетство, он должен узнать её, понять её и тогда он оценит и её, и её чувство к нему…»
