Спальня эта была довольно большой комнатой, помещавшейся в глубине дома, невдалеке от спальни отца и матери, с двумя окнами, выходившими в сад, завешанными белыми шторами. Сальная свеча, стоявшая на комоде, полуосвещала её, оставляя темными углы. Обставлена она была массивною мебелью в белоснежных чехлах, такая же белоснежная кровать стояла у одной из стен, небольшой письменный стол и этажерка с книгами и разными безделушками — подарками баловника-отца, довершали её убранство.
Талечка и Катя Бахметьева находились в одном из неосвещенных углов этой комнаты в странно необычной позе: Талечка сидела на стуле, склонившись над своей подругой, стоявшей на коленях, прятавшей свое лицо в коленях Талечки, и горько, беззвучно рыдавшей.
— Катя, Катечка… что с тобой? — недоумевающе удивленным тоном, тоже со слезами в голосе, говорила последняя.
Та продолжала неудержимое всхлипывать.
«И с чего это с ней так вдруг? — пронеслось в голове Натальи Федоровны. — Ходили мы с ней обнявшись по комнате, о том, о сем разговаривали, заговорили о Николае Павловиче, сказала я, что он, по-моему, умный человек, и вдруг… схватила она меня что есть силы за плечи, усадила на стул, упала предо мною на колени и ни с того, ни с сего зарыдала…»
— Катя, Катечка, что ты, что с тобой? — повторяла она, ещё ниже наклоняясь к рыдавшей подруге. — Да скажи же хоть слово…
— Ты… тоже… любишь его… — всхлипывая прошептала Катя.
— Любишь… тоже… кого? — удивилась Талечка.
— Любишь… Я вижу, что любишь… и он тебя… а я, я несчастная… конечно, ты лучше меня, но за что же мне-то… погибать?
Наталья Федоровна не понимала ничего из этого бессвязного бреда плачущей подруги.
— Кого я люблю?.. Кто он? Да скажи толком… Ничего не понимаю! — с отчаянием в голосе почти крикнула Талечка.
— Не понимаешь… притворщица… не ожидала я от тебя этого…
В голосе Кати прозвучала неподдельная нотка сердечной горечи.
— Клянусь тебе, что я нимало не притворялась, говоря тебе, что ничего не понимаю и о ком ты речь ведешь, не могу догадаться.
— Да о ком же… как не о нем… о Николае… Павловиче… — с видимым усилием проговорила Екатерина Петровна.
— О Николае… Павловиче… — с расстановкой проговорила Талечка.
— Да, о нем, — вдруг подняла голову Катя и ещё полными слез глазами в упор посмотрела на неё. — Ведь… ты… тоже… любишь его… — добавила она глухим голосом.
Наталья Федоровна продолжала удивленно смотреть на неё.
— Я… я… не знаю…
— Чего же тут не знать, любишь или не любишь…
