Аракчеев I | страница 17
Больная, в последнем месяце беременности, она явилась к резкой и строгой на вид, но в душе доброй и всепрощающей Дарье Алексеевне и упала к её ногам.
Последняя скрыла её, по возможности, от взора посторонних, но несчастная девушка умерла в родах, и на руках Хомутовой осталась смуглянка-девочка, которую Дарья Алексеевна и объявила подкидышем.
Она сама была её крестной матерью и сама, не досыпая ночей, выходила хилого и болезненного ребенка.
Такова была история «турчанки», как заочно звали Лидочку дворовые люди в доме Хомутовых.
Эти четверо лиц, не считая прислуги обоего полу, и были обитателями одноэтажного деревянного домика, окрашенного желто-коричневою краскою, на 6-й линии Васильевского острова.
VIII
Талечка
Наталья Федоровна Хомутова была не только кумиром своего отца, но прямо центром, к которому, как радиусы, сходились симпатии всех домашних, начиная с главы дома и кончая последним дворовым мальчишкой, носившим громкое прозвище «казачка» или «грума».
Она была далеко не красавица, но её симпатичное, свежестью молодости и здоровья блиставшее личико, окруженное густыми темно-каштановыми волосами, невольно останавливало на себе внимание своим чарующим выражением доброты и непорочности, и лишь маленькая складочка на лбу над немного вздернутым носиком, появлявшаяся в редкие минуты раздражения, указывала на сильный характер, на твердость духа в этом хрупком, миниатюрном тельце.
Талечка — таково, как мы знаем, было её домашнее прозвище — была ростом ниже среднего, но грациозная и пропорционально сложенная, она казалась рано развившимся прелестным ребенком, чему ещё более способствовал удивленно-наивный взгляд её серых глаз.
Никто не дал бы ей восемнадцатого года, который шел ей в момент нашего рассказа.
С детства окружавшее её непомерное баловство, исполнение, даже предупреждение всех её малейших желаний, не развили в ней, что бывает лишь в единичных случаях, своеволия и каприза, не сделали из неё тиранки-барышни, типа балованной помещичьей дочки, в то время заурядного.
Напротив, окружающее её довольство порождало в ней желание доставить его в большей или меньшей степени всем, не только зависимым от ней по своему положению людям, но и посторонним, так или иначе с ней сталкивавшимся. Она была защитницей за всех провинившихся перед строгим и взыскательным Федором Николаевичем, вынесшим из пройденной им суровой солдатской школы склонность к крутым мерам и жестоким наказаниям виноватого, что служило, по его мнению, лучшим средством сохранения домашней дисциплины. Она же была первая в ходатайстве перед матерью о помощи как своим, так и чужим людям, впавшим в ту или другую беду, в то или другое несчастье.