- Я знаю, что это тяжело, - он тянется к ручке и папке в картотеке за своим столом. - И я не говорю, что ты должен их все убрать. Но я беспокоюсь, что причина, по которой ты оставляешь их там, твое напоминание о прошлом, которое мешает тебе работать над движением вперед по исцелению себя.
Я хочу разозлиться на него, но он говорит правду. - Знаешь, ты прав, - говорю я прямо. - Вот почему я держусь за них, но даже мысль о том, чтобы снять фото и эскизы – отпустить все – вызывает у меня желание принимать наркотики снова. Если бы во мне были наркотики, то я легко смог бы их снять или хотя бы почувствовать себя лучше.
- Почему же? - спрашивает он внимательно. - Как наркотики могут помочь тебе чувствовать себя лучше, убирая фото со стены?
- Потому что у меня не будет чувств, которые я знаю, появятся, когда я буду тянуть фотографии вниз.
- Каких именно чувств?
- Чувства вины.
- За что?
Я прищуриваю глаза на него, потому что я говорил с ним достаточно об этом, и он знает, что я чувствую себя виноватым. - Ты знаешь.
- Ты прав. Я знаю, - он делает пометки, записывая их на бумаге. - Но я хотел бы, чтобы ты сказал это вслух. Словесно выразил то, что происходит внутри твоей головы.
Моя челюсть напрягается. - Я чувствую вину за этот гребанный несчастный случай и за то, что я убил людей, - говорю сквозь зубы. - Теперь ты доволен? Я сказал это.
Он качает головой. - Что я хотел бы знать, почему именно ты чувствуешь себя виноватым в этой аварии?
Я качаю головой, боясь эмоций, которые колыхаются на поверхности. - Ты знаешь на это ответ. - Я вонзаю пальцы в ладони, сжимая их изо всех сил, пытаясь перекрыть душевную боль физической. - Поэтому не спрашивай.
Он откладывает ручку и скрещивает пальцы на столе. - Нет, не знаю, Куинтон. Потому что каждый раз, когда мы доходим до аварии, ты никогда полностью не говоришь, что ты чувствуешь. Ты всегда ходишь вокруг да около и уходишь от ответа. Наркотики помогают тебе с этим справляться, поэтому ты хочешь вернуться к ним каждый раз, когда тебе приходится сталкиваться с трудностями.
- С трудностями, - я бросаю на него холодный, тяжелый взгляд, потирая руку, где нанесена татуировка: Лекси, Райдер, Никто. Все люди, которые умерли в ту ночь, Никто - это я. Я помню, как делал ее, татуировщик посмотрел на меня, как на психа, но мне было все равно. Я не заботился ни о чем, кроме того, что причинял себе боль больше и больше, потому что это был единственный способ отвлечься от душевной боли и вины. - Ты знаешь, насколько тяжело даются мне эти разговоры, и что каждый раз я чувствую себя дерьмом? Как трудно дышать, когда я должен говорить о тяжелых вещах... о несчастном случае... о смерти... об умерших. - Мой голос резкий, потому что он ворошит воспоминания, которых я не хочу касаться. - Иисус, не похоже, что кто-то другой поступил бы иначе. Причины смерти людей ... Я уверен, что никто не захочет об этом говорить.
