— Никакой магии, — повторяет она, ставя сумку рядом с покосившимся столом, прежде чем начать помешивать еду вместо меня.
— Значит, у меня есть силы, но я никогда не использую их? — злясь, говорю я, вновь начиная прежний, затертый спор. — И должен читать, но никогда не говорить о своих знаниях?
Мать тянется к моей руке и проводит пальцем по костяшкам.
— У тебя есть сила, но ты ею не злоупотребляешь, — поправляет она. — Да, мой сын. Будь покорным. Говори, но слушай больше. Сдерживай магию и разум.
Что оставляет мне только мускулы. Даже это она заставила бы меня спрятать от мира.
— Они называют меня бастардом, — проговорился я. — Ты знала? — Ее глаза практически незаметно расширяются. — Они зовут меня бастардом, а тебя шлюхой. Вот почему у меня вечно сбиты костяшки. Я дерусь за твою честь, — гнев начинает брать верх, что становится проблемой. И под крышей у матери мне приходится жить по двум жестким правилам: первое — я никогда не должен использовать магию; и второе — я должен контролировать нрав. Я неплох в первом, но во втором хреновый.
Она отворачивается к многострадальному котелку со свеклой.
— Ты не бастард, — говорит мама так тихо, что я едва слышу ее за клокотанием бурлящей воды. Но все же слышу. Мое сердце пропускает удар. Не… бастард? Не безотцовщина? Вся моя вселенная меняет ось в одно мгновение.
— Нет?
Она очень медленно переводит взгляд от котелка на меня. Клянусь, я вижу вспышку сожаления. Она не собиралась мне это говорить.
— Нет, — наконец, отвечает она с решительным выражением на лице.
У меня начинает колотиться сердце, и возникает странное желание не верить матери. Такое ведают в разговорах, когда усаживают сына перед собой, а не бросают фразу в случайном споре.
Я смотрю на нее, ожидая продолжения, но мать молчит.
— Правда? — дожимаю я.
У нее сбивается дыхание.
— Да, Десмонд.
Какие-то чувства, очень похожие на надежду, проносятся сквозь меня. Бастарды живут трагедиями. Сыновья живут сагами. Все книги моей матери предельно ясны. Я сын какого-то мужчины. Его сын. Мужская гордость проносится через меня, хотя она очень быстро разбивается о реальность. Меня все так же воспитывает мать без отца. Возможно, я не бастард, но мир все еще видит меня таковым, и, зная любовь матери к секретам, мир будет продолжать видеть во мне одиночку, даже после сегодняшнего дня.
— Неужели он умер?
Как? Как наша жизнь докатилась до такой?
Она качает головой, отказываясь смотреть на меня.
— Он бросил нас?
