Малаки издает гортанный звук.
— Порядочные фейри не пачкают кожу татуировками.
Я поднимаю брови.
— Ты встречал порядочного фейри?
Он фыркает.
— Да, ты достиг в этом успеха.
Мы идем вверх по склону к центру острова. Дворец возвышается над торговыми лавками. Я хмурюсь на здание, а моя магия начинает гудеть. Галлеагар, ответственный за убийство, может прямо сейчас находиться там. С каждым днем, который я позволяю ему прожить, умирает все больше фейри. Некоторые погибают на поле боя, ведя бессмысленную войну. Другие — потому что налоги короля высасывают из них жизнь. И еще есть такие, как моя мать, как я, чье существование оскорбление для Галлеагара.
— Уверен? — спрашивает Малаки, вырывая меня из мыслей. Я киваю, все еще хмурясь. Сегодня лишь в этом я уверен. Он вздыхает.
— Ты не обязан идти со мной, — говорю я.
Малаки говорит тише:
— Ага, и позволить тебе самому разобраться с королем.
Я смотрю на друга. Его преданность нельзя купить, но каким-то образом она у меня есть.
Мое внимание переходит от Малаки на аукционера, выкрикивающего цифры. Впереди собралась толпа. За ними на помосте стоит почти дюжина закованных в цепи людей. Я застываю при виде их. Обычно, я как-то это исправляю: в хорошие дни просто позволяю своей тьме разорвать цепи рабов; в плохие — рабовладельцы платят жизнями.
— Юрион, — предупреждает Малаки, зовя меня фальшивым именем, — если ты сделаешь что-нибудь сейчас, нам придется уйти.
Освобождение рабов привлечет внимание…
Я стискиваю зубы и, скрепя сердцем, продолжаю идти по улице. Внутри все горит.
Я не могу спасти всех.
— Можем не делать это сегодня, — говорит Малаки. — Ты мог бы освободить тех рабов, бежать отсюда и путешествовать по царствам в поисках ее. — Не нужно уточнять, о ком он говорит. Моя смертная пара.
— Я не хочу влюбляться, — говорю я.
По крайней мере, не в нее. Не в человека. И это мой позор. Я ненавижу то, как фейри относятся к людям, но не хочу для себя человека.
Малаки награждает меня скептическим взглядом.
— Она ждет тебя. Если не будешь искать, то никогда не встретишь ее. — Что к лучшему.
— Когда ты успел стать отпетым романтиком? — спрашиваю я, глядя на группу женщин фейри и притворяясь, что этот разговор мне вообще по барабану.
Малаки качает головой.
— Ты гребаный идиот. У тебя есть пара…
— Смертная.
Вот. Я сказал это. На душе становится еще тяжелее. Малаки отступает.
— Я думал, что тебя это вообще не будет волновать.
— Ты ошибся. — Освобождение рабов и любовь к ним — две совершенно разные вещи.
