Волчий гребень. Часть вторая | страница 133



Рыбак от водки отказался, вытащил початую бутыль «Коктебеля». Тоже, значит, заначил когда-то. Тимофей вообще не притрагивался к спиртному, глядя на него – и я отказался. Хватит, пожалуй, на сегодня. Ещё и ночью дежурить, и завтра в гору лезть…

Но пришедшие с егерем отказываться не стали, как и сам Иваныч. Ну, я их могу понять. Они тут сидели больше недели, соскучились, небось, и по спиртному, и по общению с новыми людьми. Ну и в некотором смысле – праздник у них сегодня. День спасения, однако!

Наполнили рюмки. После первой – Рыбак достал заветную книжечку стихов, принялся перелистывать.

– Что сегодня почитаешь? – спросил я.

– Да вот никак не выберу. «Сахара» очень хороша… Но она длинная, вы замучаетесь слушать до конца. То же самое насчёт «Маркиза Карабаса» – стихи просто блеск! Но длинновато. А сокращать… – он пожал плечами. «Слово», или «Потомки Каина», или «Выбор» – тоже шикарные вещи, мощные. Но – не сейчас. Мрачные мысли. А завтра трудный день. Нет, не годится.

– Тогда что же?

– Да вот, пожалуй, из африканских песен. «Занзибарские девушки». Вам всем должно понравиться.

Подняв руку со стаканом, Рыбак призвал к тишине, и качая тем же стаканом, задал ритм стихам без привычной рифмы:

Раз услышал бедный абиссинец,

Что далеко, на севере, в Каире

Занзибарские девушки пляшут

И любовь продают за деньги.

А ему давно надоели

Жирные женщины Габеша,

Хитрые и злые сомалийки

И грязные поденщицы Каффы.

И отправился бедный абиссинец

На своем единственном муле

Через горы, леса и степи

Далеко, далеко на север.

На него нападали воры,

Он убил четверых и скрылся,

А в густых лесах Сенаара

Слон-отшельник растоптал его мула.

Двадцать раз обновлялся месяц,

Пока он дошел до Каира,

И вспомнил, что у него нет денег,

И пошел назад той же дорогой.

Он закончил, и наградой ему был смех. Стихи народу, правда, понравились. Кто-то даже попытался захлопать – кажется, не из наших, а из «местных». Вроде Геннадий. Точно, он. Ещё один поклонник поэзии? Возможно. Вообще, типаж такой интеллигентный. И с виду, и по манере.

– Вот что значит настоящая поэзия! Будто бы о глупом дикаре простенькие стихи… а на самом деле, в них смысл куда глубже. Это про всех нас, можно сказать…

– Безусловно. Поэзия самая настоящая. – ответил Рыбак. – Вы Геннадий, верно?

– Верно. Могу и я звать вас по имени?

– Да, конечно. Евгений – вполне нормально. Для своих – можно Женька. Но прошу вас, Геннадий, ради Бога – только не «Женёк». За это могу застрелить.