Пьеру де Севри и двум пришедшим с ним рыцарям отрубили головы, затем сняли кожу, набили её соломой, приставили головы, и воздев на высокие шесты, понесли под стены Тампля.
Все защитники замка, полные решимости, посмотрели на Густаво де Вальверде, как оставшегося самого старшего в иерархии Ордена.
– Тебе брат, командовать, – произнёс Энрике де Ля Рока.
Все кинулись выполнять приказы Густаво, хотя прекрасно понимали, что наступают последние дни, а может и часы их жизней.
Море было пустынно. Не единого паруса на горизонте! Хоть Тибо Годен, и обещал прислать им помощь.
Тысячи стрелков, укрываясь за щитами, засыпали защитников Акры стрелами. И под их прикрытием, тащили сарацины к воротам обитый медью и кожей таран.
Подняв столб пыли, в результате подкопа, рухнула Западная башня и большой участок стены. В пролом, дико и отчаянно крича, ринулись сарацины.
Пылала конюшня, а в ней бились погибая, жалобно ржав, стуча копытами, пытаясь вырваться, лошади Ордена.
Разверзлась земля, и прямо посреди двора, из нового подкопа, стали выскакивать озверевшие в страхе сарацины.
Защитники Тампля бились мужественно! Но враг, значительно превосходя их числом, атаковал со всех сторон, одно за другим захватывая укрепления.
– Все к башне Магистра! Все туда! Отходим! Отходим! – кричал Густаво де Вальверде, отбиваясь от наседавших врагов и созывая всех, под защиту главной башни Тампля.
Из бойниц, лучники и арбалетчики охладили пыл мусульман, и атаки, на время стихли.
– Долго нам не продержаться! – весело сверкая безумными глазами на закопченном лице, прокричал Энрике де Ля Рока.
– Умрём же с честью, во Славу Христа! – ответил ему Бертран.
Боль в сердце согнула Густаво де Вальверде, когда он увидел прижавшуюся к стене Жюстину. Марта где-то сгинула в суматохе, и возле неё суетился лишь один Самуил.
Упавшим камнем ей оторвало левую ногу возле колена, её мертвенно-бледное лицо, прикушенная до крови губа, струившийся по лицу пот… Боль и страдание… Страдание и боль… Как же оно, зачем, почему?…
Подкопанная, упала одна из стен замка. Сарацины полезли снова.
– Господин! – полный отчаяния крик Самуила, резанул уши.
Из груди Жюстины, торчала ещё дрожа, оперённая стрела. Она хрипела, билась в агонии, тянула к нему руки… А в глазах… смертельная тоска и печаль. Она умирала долго, мучительно и больно.
Густаво не нашёл в себе сил для последнего удара сострадания, а воткнув в землю меч, молился.
По всей башне, в каждом зале, на каждой лестнице и в переходах, шло злое, ожесточённое сражение.
