— О, да, ладно. Всего лишь подколол тебя, Рейдон. Ты же в курсе, да? Я имею в виду, ты же знал о своей репутации все это время.
— Конечно, знал. Думаешь, я против? С чего бы мне?
Я сделал еще одну неудачную попытку убраться, прежде чем сдаться и снова встать на ноги. Когда я посмотрел на Петера, он смотрел прямо на меня, и искра сомнения промелькнула на его лице. Внезапно, я вышел из себя. Я быстро провел ладонью по волосам, главный признак того, что меня что-то расстроило. Или кто-то.
— Хорошо, так в чем дело, Петер? Чего ты хочешь?
— Хочу? Что заставляет тебя думать, что я чего-то хочу?
— Ну, для начала, тот факт, что ты здесь. Кроме того, у тебя все на лице написано. Ты пришел сюда по определенной причине. Может, ты, наконец, объяснишь мне, в чем дело?
— Сегодня вечером, — выпалил он, все его тело почти вибрировало от волнения, пойманного во время его короткого подшучивания, — сегодня вечером состоится общее массовое собрание.
— Это все? Глядя на тебя, я бы сказал, что это что-то важное.
— Серьезно? Можешь ли ты честно сказать мне, что тебе ни капельки не любопытно, что они могут сказать? Как ты можешь быть таким, Рейдон?
— Могу…
— Это тупой ответ.
— Потому что не о чем говорить, ясно? Какое это имеет значение? Что бы ни случилось, это никак меня касаться не будет. Это не будет иметь никакого отношения к тебе, если тебе интересно.
— Конечно, это так. Но это связано со всеми нами. Это важно для каждого из нас, кто живет и дышит на Валморе. Ты должен это понимать. Ты ведь и так это знаешь. Просто не признаешься себе в этом.
Я начинал чувствовать себя как животное, запертое в клетке, только клетка была моим собственным домом. Я отошел от Петера, оставляя свое удушающее, суровое оправдание на кухне, чтобы вернуться в свою спальню и найти рубашку. Было ясно, что мой нетерпеливый друг никуда не денется. Так что не было никакого смысла надеяться провести этот вечер спокойно. Я всеми силами старался держать себя в руках, но даже так, я мог чувствовать, как чешуя начинает пробиваться сквозь кожу. Должно быть, в миллионный раз в моей жизни в течение всех тридцати ротаций, я задавался вопросом, почему боги создали нас с таким очевидным признаком наших чувств. Всякий раз, когда мы злимся или опасно возбуждены, эти чешуи проявляются. Петер, видя, каким взволнованным я становлюсь, сделал небольшой шаг назад, от дверного проема в спальню.
— Послушай, я не пытаюсь тебя разозлить, Рейдон. Я просто хочу сказать… Я считаю, что мы не можем говорить об этом с таким пренебрежением. Обо всей этой ситуации. Никто из нас не может. Нет, если мы собираемся выжить.
