— Неужели? Ты не сможешь обмануть меня своей самодовольной улыбкой. Разве у тебя нет шутки для нас? Уверена, все в блоке просто влюбятся в нее.
С моей же стороны любая доля юмора давно исчезла. Так здесь все и происходит. Практически невозможно удержать хоть какие-нибудь хорошие чувства внутри себя на долгое время. Они не хотят, чтобы вы чувствовали себя хорошо. Они хотят, чтобы вы чувствовали все, что угодно, кроме хорошего. По факту, это и была вся их точка зрения. Я не так долго сидела в камере смертников, но достаточно, чтобы понять это. Сидя в камере изо дня в день и выходя только на час, я была вынуждена слышать вопли гнева и отчаяния от моих сокамерниц. Шум был постоянным, без каких либо передышек. Для девушки, которая ценила тишину, это было суровое наказание в дополнение к основному. Как будто этого было недостаточно.
Меня зовут Ребекка Кросс.
Для всех просто Бекка.
И я планирую умереть.
«Улет от стальной иглы» — так мы называем это здесь.
«Смертельная инъекция» — так вы называете это там.
По крайней мере, это больше не электрический стул.
— Ну и? — рявкнула на меня офицер Слоун. — Я жду.
— Ждете? — спросила я в замешательстве. Как всегда мои мысли уплыли куда-то далеко. В то место, где меня ждет жнец, готовый забрать меня и унести куда-нибудь. — Чего вы ждете?
— Иисус Христос. Знаешь, Кросс, ты действительно та еще штучка. Жду, когда ты расскажешь мне шутку, — она ухмыльнулась, гордясь своим умным ответом. — Хотя, полагаю, она мне больше не нужна. Ведь разговор с тобой более тридцати секунд уже шутка.
Я опустила голову, делая вид, что смотрю на пол и на переднюю часть своего серого комбинезона, который буду носить до конца жизни. Дни, которой были пронумерованы, постоянно напоминая мне об окончании моей жизни. Серый был одним из моих любимых цветов, по крайней мере, до этой ужасной ситуации, в которую я себя загнала. Никто не хотел бы провести остаток своих дней на Земле в тюремном комбинезоне.
— Хорошо, Кросс, вытягивай их.
— Извините?
— Твои руки, Кросс. Всемогущий Господь Бог! Я как будто разговариваю с марионеткой, а не с человеком! Подними руки. Вытяни их так, чтобы я смогла защелкнуть наручники.
— Зачем?
Я знала, что это было ошибкой, еще до того как это сорвалось с моих губ. Некоторые вещи, как сход поезда с рельс, не остановить. И кажется сегодня, одна из таких вещей вырвалась из моего рта.
Глаза офицера Слоун сузились, ее черные глаза напомнили мне кружку темного кофе и нелепо заставили меня скучать по маленькой закусочной, где я проводила свое ранее утро, обслуживая усталых работников. Ее лицо приняло скорбный и недовольный вид, и ее рука сместилась на палку, которую она всегда носила на поясе, прямо туда, где ее легче было схватить. Это была ее стойка аля «надрать задницу». Это было ее название, не мое. Так она держала нас в строю, чтобы мы не слишком старались быть теми женщинами, которыми были по ту сторону решетки. Все офицеры носили палки, но их любовь к ним различалась так же сильно, как и их характеры.
