Глава одиннадцатая. Полкански бани
Боренька утак вустал и стокмо пережил, шо сон, оный навеяла на него Дрёма, продлилси не токмо оставшийси день, но и усю последующу ночь. Вон проснулси лишь утром иного дня, да и то, ежели балякать истинну, не пробудилси, а был разбужен. Негромко скрыпнув, вроде як застрекотал сверчок, отворилась водна створка дверей, и чудна пташка напевающа мальчоночке у вышине раскидистых дубравных крон смолкла. И вжесь она стихла, отрок пробудилси да, резво подавшись с подухи и полу, сел, уставившись на дверь, подле каковой стоял Былята.
— А чёсь ты Борюша лёжишь на полу, нешто не на одере? — поспрашал воин и задорно загреготал.
— Дядька Былята, — радостно кликнул малец и абие вскочивши на ноги, кинулси бежать к воину, да раскрыв широко ручонки обнял, крепенько прижавшись ко нему. — Ты прибыл… от у то сице ладненько… Добре чё ты, а не ентов Рама али нудный Хара.
— Пришёл, а то як же, — прижимая ко собе мальчишечку, ответствовал Былята и ласково провёл суховатой дланью по его пошеничным волосьям. — Стокмо спать… ужотко надоть и пробудитьси, да пожелвить, у баньке обмытьси… Ну, а вопосля…, — старшина беросов на миг прервалси и обхватив руками голову мальчугана, малеша отодвинул от собе, да вызарившись на него, добавил, — опосля итить на гору Неприюта, коли ты не перьдумал.
— Да… ты чаво дядька Былята?…Да не кадысь, — звонко гикнул Борила, и, вздрогнув усем тельцом обидчиво скривил свои алые уста. — Ты чё мерекаешь мене эвонти палаты нужны? Али одер? Вот же нисколечко… нисколечко… душа моя и овринг не изменны… николиже.
— Борюшенька… прости, — почитай, шо прошептал Былята и сызнова привлёк мальчонку ко собе, шибко прислонив его главу ко груди, да нежно поцеловав у густы растрёпанны волоса. — Эт… я утак… утак по недомыслию спросил… Я у тобе не сумлеваюсь… но може…
— Никак не може, — закачал головой мальчик, и, вздевши её, всмотрелси у родны черты бероса. — Я поду туды кудыличи велел ступать мене мой Бог Крышня…, — и горестно вздохнув, молвил, — обаче должон я тобе дядька Былята кое-чаво поведать… И у то мене не дюже приятно калякать. Старшина беросов широко расплылси в ответ мальчугану, и кивнувши, приобняв за плечи, направил свой и его ход к одеру, на котором словно властитель усех полканов почивал великий меч Асура Индры и такового простого бероского отрока Борилки. А Былята промаж того прогутарил:
— Инолды стоить казать и о том не дюже приятно, ежели надоть, шоб душе було спокойней. Ты вжесь преодолей свово не желание да бачь мене про то… а я внемлю… Подойдя к одеру Былята и Борила взобрались на негось, вусевшись прям на простыню, сторонь меча и на чуть-чуть замерли. Притулившийся к воину мальчик поглядел на скомканно на полу одеяльце, да примяты после сна подухи, да узрел на самой большей из них, на коей лёжала глава евойна, вельми приглубу вдавленность, оставшуюся верно от Дрёмы. Недалече от кучи малы из вечей валялись туло, пояс, сапоги, суконки и котомка, иде едва слышно пыхтел, подаваючи о собе знать, голодный Ёж.
