Дотыкающийся льдяной глади горы телом, оное слегка прикрывала изодранная рубаха и штаны, мальчик чуял исторгнутую изнутрей хребта морозность, вона струилась под брюхом и прибольно лизала кожу, вона обнимала его и свёрху, покусывала с боков, вона обжигала длани рук и лицо, наотмашь тукала по очам и щёкам, а, превратившиеся словно у слюдяные, кубыни усяк раз сёрдито похлопывали по спине. Обаче несмотря ни на чё мальчуган продолжал ползть выспрь, занеже усё явственней слышал капель водицы. Тягучий, стылый воздух вударяясь об губы со трудом вплывал во уста, отчавось стало дышатьси как-то туго. Эвонтов воздух проникая у роть на сиг будто коченел тама, обдаваючи нежну кожу ядрёной колкой изморозью, засим вон протискивалси у грудь опахивая лёгкие ледьнящими парами. От того напряжённо залезающего у мальчугана духа у него начала кружитьси голова, а пред глазьми инолды плыли крупны раскосмаченно-лучистые звёзды. Пясти сувсем одеревенели, урывками они взгорались вроде як объятые холодящим жаром, посем сызнова становились помертвелыми и точно лишившимися перст. Волосы, брови и ресницы покрылись тонким пушком инея. И кадыка мальчик смыкал очи, со долгих волосьев ресниц на щёки сыпались махунечкие белые звездочки— снежинки. Придерживая собя носками сапог, васнь наполненных изнутри мгой, он почитай не вощущал ног, сице они взмёрзли, и часто от усталости, холода и боли усём теле застывал на отвесной вершине Мер-горы, кликаемой ащё як Пуп Земли, но перьдохнувши возобновлял свово движение. Лез…лез Борюша на ту величественну гору как кадый-то лез на иную гору его соплеменник Крив, то вы верно попомните! Лез… уставал… водин и другой… водин, шоб спасти свой народ, Богов и Бел Свет, другой, шоб исполнить мерзостно жёлание, не жёлание даже, а желаньеце… скверное таковое, несущее бёдушку, рюменья и печаль для людей средь коих вырос, с коими единожда у него юшка! Водин наполненный любовью ко усему живому, светлый и чистый, вон не был аки зверь, был и воставалси человеком! Другой обуреваемый злобой ко Бел Свету, мрачный и жестокий, вон был зверем, расстерявши покуда жил, шёл и полз як кака змеюка… як гад… усё человечье! А промаж того Борюша, вупорный такой мальчоночка, добралси до краю горы, и протянувши руку уперёд ухватилси за плоский, и вострый край вершины. Да маненько обмерши поклал щёку на каменну поверхность, и расплылси в улыбке, оно аки чудесно обряженные косматыми лепестками пара плыли посторонь него облака. Вони иноредь застывали на месте, и едва зримо кивали ему своими кудлатастями, по-видимому, сице выражаючи поддержку або просто восхищаясь его напористостью и смелостью. Идей-то, сувсем рядышком, слышалось заливистое бульканье и дребезжанье водицы, чудилось она там за гранью вершины перьливаетси, капаеть, бурлить и хлюпаеть и то усё махом. Воблака ж вроде як кивнув вихрастостью кудер плавно летели дальче, стремясь попасть за у ту грань, подбадриваючи таким образом и мальчика. Споднявши голову, отрок ищё мгновение глазел им у след, а опосля подтянулси на руках к краю горищи и заглянул за неё, высунувшись тудыличи чуть ли не по грудь. И увидал тама, прям под собой, ровный каменный пятачок, отходящий от грани горы выступом. Он, у тот пятачок, бул сувсем узким да небольшим, може локтя два не паче. Да лёжал он недалече, до него легохонько моглось дотянутьси рукой.
